Мари Хилли — настоящая загадка. Даже после её смерти её тень продолжает нависать над семьёй и друзьями, оставляя после себя вопросы, на которые никто не может найти ответа. Почему она совершала столь ужасные поступки? Что толкало её на хитроумные уловки и ложные алиби? Любила ли она кого-то по-настоящему? И, наконец, кем она была на самом деле?
Те, кто, казалось бы, должны были знать её лучше всех, в итоге не знали её вовсе. В лучших традициях так называемых «чёрных вдов» Мари убила собственного мужа. Но на этом её преступления не закончились. Она разрушала святые семейные узы с холодной методичностью, будто это был всего лишь очередной пункт в списке дел. Когда правосудие наконец настигло её, она исчезла, оставив за собой лишь пустоту и вопросы.
Она меняла личность за личностью, словно старые платья, выбрасывая те, что переставали ей подходить. История Мари Хилли — это история обмана, патологической одержимости и, возможно, самого опасного хищника из всех.
Маленький городок Блу-Маунтин, штат Алабама, оказался местом, породившим не одну, а сразу двух известных «чёрных вдов». В 1950-х Америка была шокирована преступлениями Нэнни Досс — миловидной женщины с ласковым голосом, которая получила прозвище «Хихикающая бабушка» из-за своей пугающей привычки смеяться во время признаний в убийствах. Она убила одиннадцать человек — пятерых мужей, двоих детей, мать и ещё нескольких родственников.
На фоне её кровавого «послужного списка» жертвы Мари Хилли могли показаться менее впечатляющими, но её влияние на родной город оказалось куда мрачнее.
Жизнь в Алабаме, которую знала Мари, не имела ничего общего с романтическими картинами старого Юга: ни пышных плантаций, ни веранд, утопающих в зелени, ни бокалов с мятным джулепом (коктейль на основе бурбона). Северная часть штата, расположенная у подножия Аппалачей, была далека от роскоши и стабильности. Здесь не выращивали хлопок — его перерабатывали на текстильных фабриках Блу-Маунтина и соседнего Аннистона, индустриального города, который давал работу большинству местных жителей.
Хьюи Фрейзер и Люсиль Мидс, родители Мари, не были исключением. Оба выросли в семьях, жизнь которых вращалась вокруг местных фабрик. Когда в январе 1932 года они поженились, уже прекрасно понимали, что ждёт их впереди: долгие, изнуряющие смены, вечная нехватка денег и борьба за каждую возможность немного улучшить свою жизнь. Когда 4 июня 1933 года на свет появилась их дочь Одри Мари, Люсиль даже не задумывалась о том, чтобы остаться дома с ребёнком. Как только стало возможно, она вернулась к работе на фабрике Linen Thread Company, а маленькую Мари передали на попечение родственников.
Несмотря на трудности, Фрейзеры любили свою дочь. Но они были реалистами: одного заработка на троих не хватало, а просиживать дни дома с ребёнком было непозволительной роскошью. Они доверяли своим близким и были благодарны за помощь. А чтобы компенсировать своё отсутствие, они старались баловать Мари. Пусть её одежда и не была самой дорогой, но всегда была чистой, аккуратной и явно лучше, чем у большинства её сверстников. С раннего детства она привыкла получать желаемое, а малейшее возражение или отказ вызывали бурные сцены с криками и слезами. Фрейзеры, возможно, чувствуя вину за то, что не могут уделять дочери достаточно внимания, никогда не прибегали к жёсткой дисциплине.
Мари росла в мире, где правила гнулись под её желание, а окружающие привыкли уступать. В этом и кроется начало той истории, которая позже шокирует всю страну.
Фрейзеры были уверены: их дочь ждёт жизнь лучше, чем их собственная. Они мечтали, что Мари не придётся годами задыхаться в пыльном воздухе текстильных фабрик. Она получит образование, станет секретарём — пусть и не блестящая карьера, но на фоне их суровой реальности это казалось пределом мечтаний.
Для девочек из Блу-Маунтин судьба обычно складывалась иначе: школа до определённого класса, а затем — работа на фабрике Linen Thread. Но Мари должна была стать исключением. Она была особенной. По крайней мере, так ей говорили её родители.
В 1945 году семья Фрейзер переехала в Аннистон. Казалось бы, всего несколько километров, но социальная пропасть между городами была огромной. Аннистон имел свою элиту — владельцев фабрик и заводов, в то время как семья Мари всегда находилась по другую сторону баррикад. В седьмом классе Quintard Junior High School девочка впервые столкнулась с миром богатых детей. Но вместо того, чтобы чувствовать себя неуверенно, она начала налаживать с ними связи.
Мари знала, как произвести впечатление. Она вступила в ученический совет, демонстрировала серьёзность в учёбе и быстро завоевала репутацию умной и зрелой девушки. Она была красива, всегда ухожена, её наряды, хоть и не самые дорогие, подчёркивали её вкус. К концу учебного года редакция альбома Anniston High School признала её самой красивой девочкой школы.
В старших классах Мари продолжила строить свой идеальный образ. Она вступила в организацию «Будущие учителя Америки», планируя карьеру в сфере образования, и присоединилась к «Коммерческому клубу», где собирались девушки, мечтающие стать секретарями. Её серьёзность и ответственность выделяли её среди сверстниц. А привлекательность и стиль заставляли мальчишек оборачиваться ей вслед.
Но у неё уже был тот, кто считал её своей. Мари была девушкой Фрэнка Хилли. И их история только начиналась.
Фрэнк Хилли родился в Аннистоне в семье, где мужчины работали на заводах по производству труб. Его родители, Кларенс и Кэрри Хилли, не могли похвастаться богатством, но их дом был наполнен теплом и заботой. Фрэнк рос вместе с двумя сёстрами, Фридой и Джуэл, и с детства знал: семья — это главное. Он был парнем надёжным, верным, но с характером. Если нужно, мог постоять за себя, но предпочитал избегать конфликтов.
Мари встретила его, когда ей было всего двенадцать. Фрэнк был старше — учился в выпускном классе. Он влюбился в неё почти сразу. Его семья не относилась к числу богатых, но это не имело значения: рядом с Мари он чувствовал себя особенным.
Мари ответила ему взаимностью, несмотря на протесты родителей. Они считали, что Фрэнк — не лучшая партия для их дочери. Он не был выходцем из богатой семьи, но относился к Мари как к королеве. Его ревность могла быть бурной, но он делал всё, чтобы Мари была довольна. Их отношения были полны страсти и эмоций, они ссорились, мирились, но всегда возвращались друг к другу.
Когда Фрэнк окончил школу, он пошёл в армию и был отправлен на Гуам. Разлука оказалась невыносимой. Он тосковал по Мари, считал дни до встречи. Боясь потерять её, во время отпуска в мае 1951 года он сделал ей предложение, и они поженились.
Мари и Фрэнк Хилли
Мари осталась в Аннистоне, чтобы закончить школу, а Фрэнк уехал в Лонг-Бич, Калифорния, где проходил службу. После выпускного она присоединилась к нему, а вскоре они перебрались в Бостон, где Фрэнк был переведён. В 1952 году его служба в армии подошла к концу, и пара вернулась в Аннистон.
Их жизнь была похожа на мечту о стабильном будущем. Они купили небольшой дом, Фрэнк устроился в отдел отгрузки в сталелитейную компанию, а Мари нашла работу секретарём. 11 ноября 1952 года у них родился сын Майкл. Счастливая семья, казалось бы. Но впереди их ждало нечто совсем другое.
На первый взгляд, семейство Хилли выглядело вполне благополучным. Молодая пара, уютный дом, работа, ребёнок. Но за закрытыми дверями уже начинали назревать проблемы.
Мари любила тратить деньги. Нет, не просто любила — она не могла остановиться. Когда Фрэнк служил в Калифорнии, он исправно присылал домой свою зарплату, но к моменту, когда Мари нужно было переезжать к нему, на счету не осталось ни цента. Поездку пришлось оплачивать его родителям. Казалось, что после свадьбы её финансовые привычки изменятся, но ничего подобного. Фрэнк старался угодить жене, но не успевал за её аппетитом к новой одежде, дорогим вещам и красивой мебели.
Конфликты были неизбежны, но Фрэнк не любил ссор. Проще было молча работать сверхурочно, чем спорить с женой о том, почему на счетах снова пусто. Он любил её, а значит, нужно было терпеть.
К 1960 году семья пополнилась ещё одним ребёнком — родилась дочь Кэрол. К этому времени Фрэнк уже был начальником отдела отгрузки, а Мари заработала репутацию первоклассного секретаря. Казалось бы, деньги больше не проблема. Но их всё равно не хватало.
К тому же на работе у Мари появлялась странная закономерность. Руководство всегда было в восторге от неё, хвалило её профессионализм. А вот коллеги — совсем другое дело. Она вела себя высокомерно, хитро лавировала в офисных интригах и всегда оставалась в хороших отношениях только с начальством. И в каждой компании всё заканчивалось одинаково: Мари увольнялась, жалуясь на травлю со стороны коллег. Однако с её безупречными рекомендациями она без труда находила новую работу.
Хилли становились заметной семьёй в Аннистоне. Фрэнк любил проводить вечера в компании друзей, выпить пару стаканов, но никогда не терял уважения окружающих. Мари была активна в местной церкви, участвовала в школьной жизни детей. Однако далеко не всем нравился её характер. Некоторые считали её странной, другие замечали, что, когда она не добивалась своего, могла прийти в ярость. Но в целом её воспринимали просто как женщину с непростым темпераментом.
Тем временем их дом наполнялся всё новыми вещами. Словно внешнее благополучие могло скрыть трещины, которые уже начали разрастаться в этой семье.
Кэрол и Майк Хилли ни в чём не нуждались. Игрушки, одежда, подарки — у них было всё, что можно купить за деньги. Всё, кроме, пожалуй, самого главного — материнской любви.
Мари относилась к детям так же, как её родители когда-то относились к ней: заваливала их вещами, но оставалась эмоционально далёкой. Воспитанием в основном занималась бабушка Кэрри Хилли, мать Фрэнка. Именно она устанавливала правила, наказывала за шалости, пыталась привить детям дисциплину.
Майк был любимчиком Мари. Любое его поведение — будь то капризы, вспышки злости или откровенные пакости — встречали снисходительное «ну, мальчишки такие мальчишки». А вот с Кэрол отношения не складывались. Она росла активной, упрямой девочкой, далёкой от образа послушной леди, которого так ждала от неё мать. Их споры и конфликты стали привычной частью жизни в доме Хилли. Фрэнк, замечая, как Мари отдаляется от дочери, старался уделять Кэрол больше внимания. Он водил её на игры местной футбольной команды, баловал походами за мороженым. И это раздражало Мари.
Но больше всего Фрэнка тревожило не это. Время от времени Мари накрывали приступы тревоги. Она могла бодрствовать всю ночь, дрожа в его объятиях от какого-то необъяснимого страха. Иногда она откровенно провоцировала его — приносила домой любовные письма, якобы написанные местными мужчинами, и с улыбкой наблюдала за его реакцией. А ещё — тратила деньги. Бесконечно, бесповоротно.
Семья Хилли
Фрэнк пытался бороться с этим. Он ругал жену за её мотовство, но это не имело смысла. Мари всегда хотела лучшего, а значит, хотела прямо сейчас. В какой-то момент она даже арендовала почтовый ящик, чтобы счета за покупки приходили туда, подальше от глаз мужа. А затем пошла дальше — начала брать кредиты.
Аннистон был небольшим городом, где каждый знал каждого. И в этом городе Фрэнк пользовался уважением, был надёжным, добросовестным человеком. Банки и магазины легко давали его жене кредиты, даже не сомневаясь, что всё будет оплачено вовремя. Но вскоре кредиторы начали замечать, что счета остаются неоплаченными. Это было не похоже на Фрэнка.
Осенью 1974 года он понял, что больше не может закрывать глаза на происходящее. До него дошли слухи о её долгах, о тайных счетах. Но самым страшным стало не это. Однажды, вернувшись домой раньше обычного, он застал Мари в постели с её начальником — Уолтером Клинтоном.
Фрэнк не рассказал об этом никому, кроме Майка. Сын к тому времени уже женился и учился в христианском колледже в Атланте. Отец поделился с ним своими тревогами, но не сказал самого главного — он чувствовал, что тяжело болен.
В 1974 году Фрэнк Хилли начал болеть. Сперва он не придавал этому большого значения — усталость, тошнота, боли в животе. Может, что-то не то съел? Или работа на заводе сказалась? Он пил Alka-Seltzer, принимал лекарства, надеясь, что само пройдёт. Но не проходило.
К весне 1975 года его состояние ухудшилось настолько, что он решил обратиться к врачу. Доктор Джонс сначала посоветовал пить больше жидкости, потом прописал Каопектат и Маалокс, позже добавил спазмолитики. Ничего не помогало.
22 мая его сестра Фрида Адкок приехала в гости и услышала от брата пугающие слова: «Я никогда ещё не чувствовал себя так плохо. Думаю, я умираю». Он также упомянул, что Мари сделала ему укол — по словам жены, это было лекарство, которое назначил доктор Джонс. Тогда Фрида не придала этому значения.
В ту же ночь, около 3:30 утра, Мари обнаружила Фрэнка в саду. Он бродил по двору в одном нижнем белье, явно не в себе. Она отвезла его в больницу, где врачи поставили диагноз — печёночная недостаточность. Доктор Джонс пересмотрел своё заключение и заявил, что это инфекционный гепатит. Назначили новое лечение, но состояние Фрэнка становилось только хуже. Он пожелтел, его мучили галлюцинации и приступы паники. Майк, прилетевший из Атланты, изо всех сил пытался удержать отца, который в бреду пытался выброситься из окна.
В ночь на 25 мая Майк ненадолго покинул больницу, чтобы забрать бабушек. Когда он вернулся, Мари спала, а Фрэнка уже не было в живых.
Официальная причина смерти — инфекционный гепатит. Его похоронили 27 мая 1975 года.
Поскольку заключение о смерти было естественным, Мари без проблем получила выплаты по страховке Фрэнка. В общей сложности она получила около 31 000 долларов. Сумма не заоблачная, но для неё это была возможность начать всё сначала.
Она не тратила время даром. Купила себе машину, обновила гардероб, надела новые драгоценности. Её мать, Люсиль, получила в подарок кольцо с бриллиантом. Майку и его жене Тери она купила бытовую технику и одежду. А Кэрол — машину, стереосистему, мебель, множество мелких подарков.
Но покупки не принесли ей удовлетворения. Её что-то тревожило. Она жаловалась, что семья не ценит её, что особенно тяжело ей даётся Кэрол — они по-прежнему не ладили. Она ворчала на работу, говорила, что коллеги завидуют ей. И всё чаще утверждала, что кто-то её преследует.
Сначала это были мелочи — пропавшие вещи, незначительные кражи. Затем она начала говорить, что в доме были утечки газа. Потом сообщила, что нашла следы небольшого пожара у себя в шкафу. А вскоре соседка Дорис Трой, у которой был ключ от дома Мари, обнаружила похожий очаг возгорания у себя.
Полиция приезжала по вызову Мари так часто, что почти все офицеры её знали. А один из них — Билли Атертон — даже завязал с ней роман. Он, как и многие мужчины до него, поддался её очарованию.
Майк и его жена Тери наконец нашли себе отдельное жильё и собирались съехать от Мари. Но в ночь перед их переездом в доме Хилли случился пожар.
Пока дом восстанавливали, Мари, Кэрол и Люсиль, мать Мари, поселились в новой квартире. Когда настало время возвращаться, в здании, где жили Майк и Тери, вспыхнул ещё один пожар. Это вынудило их снова перебраться к Мари, хоть они и мечтали от неё избавиться. Когда они наконец переехали, странности продолжились.
В январе 1977 года Люсиль Фрейзер умерла. А вскоре после этого полиция Аннистона уже отлично знала, кто такая Мари Хилли.
Она снова и снова сообщала о кражах, жаловалась на телефонные угрозы, рассказывала о новых мелких пожарах. Соседка Дорис Форд тоже стала получать странные звонки и однажды обнаружила небольшой очаг возгорания у себя в доме. Но кто мог это делать? Кто преследовал Мари?
Возможно, на фоне постоянного стресса она искала утешение. Возможно, просто не могла жить без драмы. Как бы то ни было, вскоре у неё начался роман с офицером полиции Билли Атертоном. Он был очарован этой женщиной, которая казалась то ранимой, то уверенной в себе.
Но вскоре Мари решила, что ей пора сменить обстановку. Она собрала вещи, взяла Кэрол и переехала к Майку и Тери, которые на тот момент жили во Флориде.
На новом месте Мари не изменилась. Она нашла работу, возвращалась поздно, тратила больше, чем зарабатывала. А ещё — взяла кредитную карту Майка и за несколько дней потратила 600 долларов, пообещав вернуть деньги позже.
Но главным её раздражителем по-прежнему оставалась Кэрол. Они спорили, ругались, не могли находиться в одном доме. Всё дошло до того, что Мари и дочь вернулись в Аннистон.
Прежде чем уехать, Мари оформила несколько страховок. Среди них были пожарная, медицинская и страхование жизни. Самое интересное — в полисах фигурировали не только она сама, но и её дети. На случай её смерти предусматривалась выплата, но суммы для Майка и Кэрол тоже были внушительными: на сына — 25 000 долларов, на дочь — 39 000 долларов по двум разным полисам.
Как только они вернулись в Аннистон, начались странности. Они пожили у сестры Фрэнка Фриды, затем переехали к его матери Кэрри. Вскоре Кэрри Хилли почувствовала себя плохо. Симптомы были всё те же — тошнота, рвота, слабость.
Мари устроилась сразу на две работы — в компанию Dresser Industries и помощницей у владельца строительной фирмы Гарольда Дилларда. Она хотела быть не просто работницей, а чем-то большим. Она втерлась к нему в доверие, пыталась убедить его бросить жену. Но у неё была и другая цель.
К этому времени она возобновила отношения со старым знакомым — Кэлвином Робертсоном, который давно переехал в Сан-Франциско. И рассказала ему, что у неё… рак.
Она умоляла о помощи, говорила, что не может позволить себе лечение. Робертсон прислал деньги. Вскоре Мари «порадовала» его новостью — лечение прошло успешно, она здорова. Когда он приехал к ней, она сумела убедить его в своей искренности. Он уехал, веря, что Мари — женщина, ради которой стоит перевернуть свою жизнь.
Но тогда он ещё не знал, что Мари Хилли совсем не та, кем кажется.
В апреле 1979 года Кэрол, которой было 19 лет, отправилась на выпускной бал в свою старую школу. Вечеринка прошла как полагается — танцы, еда, немного алкоголя. Ближе к ночи девушка почувствовала тошноту, но не придала этому значения — мало ли, что могло вызвать недомогание?
Однако на следующее утро её состояние ухудшилось. Она не смогла досидеть службу в церкви, выбежала на улицу и её тут же стошнило. В это же время её бабушка, Кэрри Хилли, упала в обморок и была госпитализирована. Мари повезла Кэрол в больницу, но и там девушку не отпускала тошнота.
С тех пор Кэрол уже не знала, что значит чувствовать себя здоровой.
В течение лета её состояние становилось всё хуже. Она слабела, но оставалась упрямой — несмотря на болезнь, переехала в собственную квартиру. Это не спасло её от постоянного присутствия матери. Мари заботилась о ней, готовила, водила по врачам, давала лекарства, делала уколы.
Но ни один врач не мог сказать, что с Кэрол. Симптомы — постоянная рвота, покалывание в руках и ногах, нарастающая слабость в мышцах — не складывались в единую картину.
В августе Кэрол в очередной раз оказалась в больнице Regional Medical Center в Аннистоне. Доктор Уоррен Саррел, обеспокоенный её состоянием, предложил отправить девушку в Бирмингем к психиатру Джону Элмору. По его мнению, болезнь могла быть связана с эмоциональным состоянием.
Мари согласилась. Как только Кэрол выписали, она отвезла её в Бирмингем. Там она рассказала врачу, что дочь в депрессии и не раз говорила, что хочет умереть. По рекомендации доктора Элмора Кэрол положили в психиатрическое отделение больницы Carraway Methodist Hospital. Но в это время жизнь самой Мари уже начинала рушиться. Чеки, которые она выписала за мебель для квартиры Кэрол, оказались неоплаченными. Как и многие другие. Банк подал на неё в суд, и Мари арестовали. Правда, вскоре она вышла под залог.
А во Флориде Майк Хилли начал задумываться: а не был ли его отец убит? Он позвонил в офис коронера округа Калхун и спросил, можно ли эксгумировать тело. Ответ его не порадовал — для этого нужны серьёзные доказательства. И тогда появился человек, который поставил точку в сомнениях.
Подруга Кэрол, Ив Коул, однажды стала свидетелем, как Мари делает дочери укол. Позже, разговаривая с Кэрол по телефону, она узнала, что мать колола ей что-то и в больнице.
Ив рассказала об этом тёте Кэрол — Фриде Адкок. Фрида позвонила Майку. Майк — Кэрол.
— Это правда? — спросил он.
— Да, мама делала мне уколы, — призналась Кэрол.
Майк немедленно связался с доктором Элмором. Врач сначала не поверил, что мать может отравлять собственную дочь. Но решил перестраховаться и запретил Мари навещать Кэрол.
Мария была в панике. На следующий день после разговора с доктором Элмором она внезапно забрала Кэрол из клиники Carraway Methodist, объясняя это тем, что собирается отвезти дочь в клинику Мэйо или Ochsner Hospital в Новом Орлеане. «Она уже три недели здесь, и ей не стало лучше», — сказала Мария окружающим. Вместо этого они провели ночь в мотеле, а на следующий день Кэрол была госпитализирована в больницу при Университете Алабамы в Бирмингеме. Теперь за ее здоровье отвечал доктор Брайан Томпсон.
20 сентября 1979 года Марию снова арестовали по обвинению в мошенничестве с чеками. Это стало поворотным моментом. Родные Кэрол воспользовались ситуацией, чтобы поделиться своими подозрениями с лечащим врачом девушки. Их история звучала дико, но доктор Томпсон отнесся к ней серьезно. Он внимательно осмотрел пациентку и заметил на ее ногтях характерные белые полосы — линии Олдриджа-Миса. Это верный признак хронического отравления мышьяком. Дальнейшие анализы должны были лишь подтвердить это.
Когда Майк Хилли узнал о диагнозе сестры, он сел за письмо окружному коронеру Ральфу Филлипсу. Он подробно изложил в нем историю болезни отца, внезапную смерть бабушки Люсиль Фрейзер, подозрительное поведение матери и ухудшающееся состояние Кэрол. «Я уверен, что моя мать больна, — писал он. — И я хочу ей помочь». Однако следствие уже не рассматривало Марию как жертву обстоятельств. Теперь она была подозреваемой в убийстве и покушении на убийство.
Лейтенант полиции Гэри Кэрролл, знакомый с Марией еще с 1977 года, когда она регулярно обращалась в полицию с жалобами на пожары и подозрительные звонки, теперь вел ее допрос. Разговор длился два часа. Она пыталась уклоняться от ответов, путалась, перекладывала вину на других, но в конце концов признала: да, она действительно делала Кэрол инъекции. И не только ей — своей матери тоже. Но, по словам Марии, это были лекарства. Одну из доз она якобы получила от некой медсестры по фамилии Хилл, работавшей в Carraway Methodist. Найти такую медсестру, разумеется, не удалось.
Следствие двигалось быстро. 3 октября 1979 года была проведена эксгумация тела Фрэнка Хилли. Спустя три дня в доме, где Мария жила с Кэрол и свекровью, Фрида Эдкок, сестра покойного Фрэнка Хилли, обнаружила пузырек с жидкостью. Анализ показал: внутри был мышьяк. Еще один флакон с тем же ядом нашли в сумочке Марии во время ареста. Теперь сомнений не оставалось. Мария Хилли была официально обвинена в покушении на убийство собственной дочери.
А вскоре пришли и результаты токсикологической экспертизы Фрэнка Хилли. В его тканях было обнаружено аномально высокое содержание мышьяка, многократно превышавшее норму. Точная причина смерти еще уточнялась, но теперь у полиции были все основания подозревать, что он был отравлен. 9 октября эксгумировали тело Люсиль Фрейзер. В ее организма также нашли мышьяк в концентрации от четырех до десяти раз выше нормы. Однако врачи сошлись во мнении, что в ее случае причиной смерти все-таки стал рак.
Складывалась ужасающая картина. Мария Хилли — заботливая мать, скорбящая вдова, уважаемая прихожанка церкви — теперь выглядела хищницей, травившей своих родных. Но, как оказалось, у нее был еще один козырь в рукаве.
Казалось бы, с таким грузом обвинений шансов на освобождение у Марии Хилли не оставалось. Но каким-то невероятным образом ее залог оказался на удивление низким, всего 14 000 долларов, учитывая серьезность предъявленных ей обвинений: попытка убийства и два эпизода мошенничества с чеками. Несколько знакомых по просьбе Майка Хилли собрали нужную сумму и 11 ноября 1979 года Марию выпустили под залог, а ее адвокат Уилфорд Лейн отвез ее в мотель в Бирмингеме.
Прошло несколько дней, и Мария заявила, что боится мести со стороны сестер Фрэнка. Она настояла на переезде в другой мотель, откуда бесконечно названивала родственникам, упрашивая дать ей денег. А затем, 18 ноября, она просто исчезла.
Адвокат и его жена приехали навестить подзащитную, но застали пустой номер. Ее одежда была разбросана по комнате, чемодан валялся на полу, а сумочка была вывернута на кровати. Исчезли только бумажник, кредитные карты и чековая книжка. На столе лежала записка, наспех нацарапанная на бланке мотеля: «Лейн, ты вывел меня прямо на нее. Ты еще обо мне услышишь».
В тот же день в Аннистоне умерла Кэрри Хилли. Она долго болела раком, но проведенные ранее анализы показали, что уровень мышьяка в ее волосах был выше нормы. Мария теперь подозревалась как минимум в четырех отравлениях.
Поиски Марии Хилли зашли в тупик почти сразу. На следующий день после ее исчезновения ее тетя, Маргарет Кей, обнаружила, что ее дом ограблен. Пропали машина, одежда и чемодан. На месте осталась записка: «Машина в Гадсдене. Больше мы тебя не побеспокоим». Спустя несколько дней автомобиль нашли в Мариетте, штат Джорджия.
ФБР подключилось к расследованию. Агентам удалось проследить путь беглянки через Джорджию до Саванны, где ее видели в мотеле с мужчиной. А потом — тишина.
Большинство беглецов рано или поздно совершают ошибку — возвращаются к старым привычкам, появляются в знакомых местах, ищут контактов с кем-то из прошлого. Мария Хилли была не такой. Она просто растворилась.
Где именно она скрывалась в последующие месяцы, доподлинно неизвестно. Были ли у нее заранее заготовленные планы или она импровизировала на ходу? Ответов нет. Следующее достоверное упоминание о ней появляется в 1980 году в городе Форт-Лодердейл, Флорида.
Там она предстала под новым именем — Линдси «Робби» Хэннон. Именно под этим псевдонимом она познакомилась с 33-летним Джоном Хоманом, владельцем небольшой компании по строительству лодок. Ему она рассказала душещипательную историю: якобы ей 35 лет, она родом из Техаса и потеряла детей в автокатастрофе.
Джон был застенчивым, неуверенным в себе человеком, которому с детства не хватало любви. Его мать страдала алкоголизмом и умерла рано, а сам он недавно пережил развод. Заботливая, внимательная Робби стала для него спасением. Уже в марте 1980 года они съехались.
Используя фиктивное резюме, Мария устроилась секретарем в бухгалтерскую фирму в Уэст-Палм-Бич. Но надолго она там не задержалась. В октябре она и Джон переехали в Нью-Гэмпшир, поближе к брату Джона — Питеру.
Мария Хилли, теперь известная как Робби Хоман, оставила прошлую жизнь позади. Ей удалось начать все с чистого листа. Но это было лишь временное затишье перед неизбежной бурей.
Мария и Джон арендовали маленький дом в Марлоу, штат Нью-Гэмпшир. Джон устроился работать на Findings, Inc., компанию, производящую мелкие детали для ювелирных украшений. Мария, теперь известная как Робби Хоман, нашла работу в Central Screw Corporation в соседнем Кине. Она быстро завоевала расположение коллег — её харизма, южный акцент и вежливые манеры делали своё дело.
Коллеги находили её интересной. Робби рассказывала, что её дети погибли в автокатастрофе, а сама она выросла в состоятельной семье в Техасе и когда-нибудь получит крупное наследство. Она часто жаловалась на головные боли и говорила, что страдает от редкого заболевания крови, которое вызывает избыточное производство эритроцитов. Она уверяла, что обращалась к множеству врачей, но те не смогли ей помочь.
Не все ей доверяли. Некоторые находили её назойливой и чересчур эмоциональной, но большинство прониклось к ней сочувствием. Особенно мужчины — они находили Робби живой, страстной, с особой притягательностью.
Со временем её рассказы становились всё более запутанными. Она начала говорить о сестре-близнеце по имени Терри Мартин. Иногда она запиралась в кабинете, объясняя, что Терри звонит ей и жалуется на тяжёлый развод.
А затем она исчезла.
В сентябре 1982 года Робби объявила, что уезжает в Техас на лечение. Но вместо этого всего через несколько дней она оказалась во Флориде. Мария осветлила волосы, сбросила вес и превратилась в Терри Мартин. Она обратилась в кадровое агентство и устроилась секретарём в Solar Testing Service. Теперь её история была другой.
Она рассказывала, что у неё есть сестра Робби, которая смертельно больна. Робби, говорила она, недавно перенесла инсульт, а теперь у неё рак. Терри была убита горем.
Шесть недель спустя её начальник, Джек Маккензи, получил неожиданный звонок.
— Робби умерла, — сообщила Терри.
Она поблагодарила его за всё и сказала, что останется в Нью-Гэмпшире.
10 ноября Мария-Терри позвонила Джону Хоману.
— Робби больше нет, — тихо сказала она.
На следующий день она вернулась в Нью-Гэмпшир, чтобы предстать перед Джоном в роли собственной сестры.
Джон Хоман уверял, что верил в новую игру Марии до самого момента её ареста. Её волосы всё ещё оставались осветлёнными, а за время, проведённое во Флориде, она сильно похудела. В образе Терри она держалась иначе — иначе двигалась, иначе говорила. Возможно, для неуверенного в себе, внушаемого Джона это действительно было убедительно.
На следующий день после её возвращения они вместе отправились в офис газеты Keene Sentinel, чтобы опубликовать некролог Робби Хоман. В коротком тексте содержалось несколько выдуманных деталей, которые в итоге приведут Марию к краху.
Позже они отправились в Central Screw, где Мария представилась бывшим коллегам Робби. Некоторые ей поверили. Но были и те, кто сразу почувствовал подвох.
Сомнения росли. Сплетни множились. Люди начали задаваться вопросами.
Терри Мартин переехала к Джону Хоману, объясняя это тем, что им нужно поддерживать друг друга после смерти Робби. Она устроилась на новую работу — теперь в соседнем штате Вермонт, в городе Братлборо, где работала секретарём в компании Book Press, занимающейся печатью книг.
Как и прежде, Терри проявила себя как компетентный и надёжный работник. Она быстро освоилась, и казалось, что жизнь наконец вошла в спокойное русло.
Но в Central Screw, компании, где она работала до это в образе Робби, своей сестры-близнеца, сомнения не утихали — была ли Терри действительно сестрой Робби?
Некоторые бывшие коллеги Робби начали искать зацепки. Они решили проверить некролог и наткнулись на первые несоответствия. В нём упоминался медицинский центр Medical Research Institute of Texas, куда якобы было передано тело Робби. Но когда они попытались найти информацию об этом учреждении, оказалось, что такого центра не существует.
Дальше — больше.
В некрологе говорилось, что Робби состояла в определённой церкви в Техасе, но, как выяснилось, такой церкви никогда не было.
Группа скептиков из Central Screw решила копнуть глубже и начала просматривать некрологи и архивы судебно-медицинских экспертиз в Далласе за даты, указанные в некрологе. Но никаких данных о смерти Робби Хоман найдено не было.
Поняв, что в этой истории что-то не так, сотрудники Central Screw передали свои находки руководителю предприятия Рону Ойе. Тот решил провести собственное расследование. Однако все его попытки подтвердить информацию из некролога не увенчались успехом.
Слухи о происходящем начали распространяться по Кину. Вскоре информация достигла полиции.
Детектив Боб Харди из полиции Кина первым занялся этим делом. Он допросил сотрудников Central Screw, а затем начал делать запросы. Как и ожидалось, ничего из некролога не подтверждалось.
Харди решил обратиться за помощью к другим правоохранительным органам.
Полиция штата Нью-Гэмпшир предоставила ему неожиданную информацию: женщина по имени Кэрол Маннинг, подходящая под описание Терри Мартин, разыскивается за ограбление банка.
Терри начали тайно наблюдать.
Через некоторое время выяснилось, что она — не Кэрол Маннинг. Тогда власти предположили, что она может быть Терри Линн Клифтон, ещё одной разыскиваемой преступницей.
12 января 1983 года полиция решила проверить её личность окончательно. Терри Мартин была задержана в офисе Book Press.
Когда её спросили, как её зовут, она неожиданно ответила:
— Одри Мари Хилли.
Полицейские были озадачены.
— Я разыскиваюсь в Алабаме за выписку фальшивых чеков, — добавила она.
Но когда её имя проверили по базе данных, выяснилось, что всё гораздо серьёзнее. Мария Хилли обвинялась не только в мошенничестве, но и в убийстве.
19 января 1983 года Мари вернули в Эннистон. К этому моменту к обвинению добавилось ещё одно – убийство Фрэнка Хилли. Суд назначил залог в 320 000 долларов, но на этот раз никто не захотел его внести.
Кэрол Хилли, оправившаяся после пережитого ужаса, испытывала противоречивые чувства. Но одно было ясно – она хотела увидеть мать. Когда Кэрол пришла в тюрьму, Мари залилась слезами, обняла дочь и уверяла, что любит её. Она скучала все те месяцы, пока скрывалась. Но объяснить, зачем она отравила собственную дочь, так и не удосужилась.
После первой встречи они стали видеться регулярно, часто говорили по телефону. Кэрол отчаянно хотела верить, что мать не желала ей зла. И это беспокоило прокуратуру – им было необходимо её свидетельство в суде.
Дело рассматривал судья Сэм Монк. Обвинение представлял помощник окружного прокурора Джо Хаббард, а защиту Мари взяли на себя Уилфорд Лэйн и Томас Хармон.
Тактика защиты была очевидна с самого начала – очернить Кэрол, выставить её эмоционально нестабильной и внушить присяжным, что она могла сама себя отравить.
«Мы ожидаем, – заявил Хармон, – что доказательства покажут: Кэрол Хилли активно употребляла наркотики. Также мы ожидаем, что доказательства подтвердят: Кэрол Хилли не раз пыталась покончить с собой».
Но Кэрол не дала себя сломить. На перекрёстном допросе она отвечала спокойно и чётко. Да, она курила марихуану, но нет, наркозависимой не была. Да, она пыталась покончить с собой, но если разобраться – некоторые попытки были связаны с физическими и эмоциональными мучениями, вызванными отравлением.
Прокуратура зря переживала. Когда Кэрол рассказывала, как мать делала ей загадочные инъекции, её слова звучали предельно ясно и убедительно.
Фрида Эдкок дала показания, которые стали серьёзным ударом для защиты. Она подтвердила, что среди вещей Мари был найден мышьяк. Помимо пузырька с мышьяком, который она обнаружила в доме Кэрри Хилли, позже Фрида нашла ещё один пакет. Внутри — баночки детского питания, ложка и бутылка с ядом для крыс, содержащим мышьяк.
Адвокаты Мари тут же заявили протест: мол, все эти вещи, как и пузырёк, который Гэри Кэрролл нашёл в её сумке при аресте, были изъяты незаконно и не могут использоваться как доказательства. Но судья Монк оставил их протесты без внимания.
Фрида также рассказала, что Фрэнк Хилли сам признавался ей — Мари сделала ему укол. А свидетельница Ив Коул подтвердила слова Кэрол о том, что мать колола ей какие-то инъекции. Тем не менее защита продолжала стоять на своём: Кэрол, мол, отравила себя сама, а Фрида вообще всегда ненавидела Мари и теперь просто хочет отправить её за решётку.
Но адвокатов ожидал неприятный сюрприз.
Мари призналась своим защитникам, что после её ареста в 1979 году с ней разговаривал следователь Гэри Кэрролл. Но кое-что она утаила — их беседа была записана. На плёнке было слышно, как Мари признавалась, что делала Кэрол два укола. По её словам, это было лекарство от тошноты, а один из препаратов она вообще получила от какой-то женщины в больнице. Более того, в этом же разговоре она призналась, что, возможно, у неё есть проблемы с психикой и ей нужна помощь.
Отпираться было бесполезно — её слова были зафиксированы.
С этого момента защита рассыпалась. Даже свидетельские показания Майка Хилли, которые местами шли вразрез с обвинением, не смогли помочь. На перекрёстном допросе прокурор Джо Хаббард заставил Майка признать, что у его матери были серьёзные финансовые проблемы, а его самого внезапно накрывали странные болезни — как раз в те периоды, когда рядом была Мари.
Но самый разрушительный удар нанесли его же собственные слова. Когда прокурор предъявил письмо, которое Майк когда-то направил коронеру округа Калхун, у него не осталось ни единого шанса. «Я убеждён, — писал он, — что она, скорее всего, ввела моему отцу мышьяк, как, видимо, сделала это с моей сестрой».
Как и мать, Майк не мог отрицать свои слова.
Жюри присяжных потребовалось всего три часа, чтобы вынести вердикт: Мари Хилли признана виновной в убийстве Фрэнка Хилли и покушении на убийство Кэрол Хилли.
На следующий день суд назначил ей пожизненный срок за убийство и ещё 20 лет за отравление. На слушании о вынесении наказания Мари снова заявила, что она ни в чём не виновата.
9 июня 1983 года она прибыла в женскую тюрьму Тутуайлер в городе Уэтамка, штат Алабама. Её определили в среднюю категорию безопасности и дали работу оператора по обработке данных. Несмотря на слухи о том, что она постоянно говорит о побеге и даже строит планы, в 1985 году её перевели в категорию минимального уровня безопасности. Теперь ей разрешали краткосрочные отлучки из тюрьмы.
В конце 1986 года ей одобрили первый восьмичасовой выход. Затем ещё три раза она без проблем покидала стены Тутуайлера и вовремя возвращалась.
А в феврале 1987 года ей разрешили первый трёхдневный отпуск. 19 февраля она вышла из ворот тюрьмы. И больше туда не вернулась.
Джон Хоман уже обустроился в Анистоне, когда Мари приехала к нему, чтобы провести свой трёхдневный отпуск. Они сняли номер в гостинице, и всё выглядело вполне обычно. Но в воскресное утро она сказала, что хочет навестить могилы родителей. Они договорились встретиться в 10 утра в местном ресторане. Но она не пришла.
Джон вернулся в гостиницу и нашёл записку: «Надеюсь, ты сможешь меня простить, – писала Мари. – Мне нужно уйти. Так будет лучше для всех. Мы снова будем вместе. Пожалуйста, дай мне час, чтобы уехать из города».
В записке также говорилось, что её вывозит некий Уолтер, а дальше она планирует перелететь в Канаду и свяжется с Джоном оттуда.
Джон сразу позвонил в полицию. С её прошлым несложно было догадаться — Мари явно продумала побег и наверняка уже далеко. Никто и предположить не мог, как всё обернётся.
26 февраля выдался холодным и дождливым. В полиции зазвонил телефон: в одном из домов недалеко от района Блю-Маунтин на крыльце появилась странная женщина. Она выглядела измученной и едва стояла на ногах. Хозяйка дома, Сью Крафт, вызвала помощь. Незнакомка представилась миссис Селлерс и сказала, что её машина сломалась. Она страдала от сильного переохлаждения. Сью Крафт не узнала в ней Мари Хилли, хотя когда-то давно они были знакомы.
Спустя несколько минут женщина потеряла сознание. В машине скорой помощи её тело билось в судорогах, а по дороге в больницу сердце остановилось.
Никто не знал, сколько она блуждала под дождём и холодным ветром, но к моменту, когда её нашли, температура тела упала до 27 градусов.
Мари Хилли, которая всю жизнь мечтала о роскоши и статусе, умерла в одиночестве, всего в нескольких километрах от дома, где прошло её детство.
28 февраля 1987 года её похоронили рядом с Фрэнком Хилли — мужем, которого она убила.