Каннибал понарошку: жуткая история Александра Маслича

До того, как стать монстром, Александр был обычным мальчишкой из небольшого городка Алейска. О его ранних годах известно немного, но одна деталь переворачивает всё с ног на голову. Представьте: двенадцатилетний пацан, а дома — полный хаос. Родители, поддавшиеся «зеленому змию», превратили жизнь сына в кошмар. Они были живы, но для Саши их как будто не существовало. В итоге мальчишку забрали из семьи и отправили в интернат для трудных подростков. Уже тогда он выделялся: хулиганил так, что не раз оказывался в детской комнате милиции.

В интернате царили свои законы — жестокие, беспощадные. Там правили кулаки и страх. И воспитанники, и те, кто должен был их «воспитывать», порой вели себя по настоящему жутко. Шесть долгих лет, до самого выпуска, Маслич терпел побои, издевательства и унижения. Старшие ребята не упускали шанса поиздеваться над ним. Его не просто били и унижали, к нему применяли сексуальное насилие. Высокий, худой, с вечно сжатыми плечами, он был слишком замкнутым, чтобы дать отпор. Позже, на суде, его рассказы о детстве заставляли присяжных глотать слезы.

Когда интернат остался позади, Александр шагнул во взрослую жизнь с четким планом. Он решил сам вершить справедливость — жестоко, без компромиссов. Он решил, что будет убивать насильников и педофилов. В разговорах со следователями он называл себя «санитаром леса» — холодно, без лишних эмоций. 

Но где же их найти? Они не ходят по улицам с табличками на шее. Так что «вершить справедливость» не вышло, пришлось довольствоваться обычным криминалом: угоны машин, грабежи. Но однажды во время одного из таких налетов рука дрогнула — и вот уже на земле лежит первый труп. Это стало билетом в колонию строгого режима в барнаульском поселке Куета. Там, за колючей проволокой, Маслич снова оказался среди тех, с кем никогда не мог найти общий язык — как в детстве, только теперь ставки были выше.

Оказавшись в колонии он вспомнил о своём намерении вершить суд. В 1991 году Александр задушил сокамерника — первого из тех, кого он посчитал «достойным наказания». За это ему добавили 12 лет и ярлык рецидивиста. Но это было только начало.

Срок рос, как снежный ком, и в итоге превратился в пожизненное заключение. Каждое новое преступление за решеткой становилось всё более изощренным. Маслич не просто убивал — он будто ставил спектакль, где главную роль играла его месть.

Александра Маслича перевели в барнаульский следственный изолятор № 1,а  в его голове уже зрел хитрый план. Он не собирался просто сидеть и ждать. Нет, этот парень решил пробить себе дорогу в Научный центр социальной и судебной психиатрии имени Сербского. Москва, столица, место, куда отправляли только тех, кто натворил что-то совсем из ряда вон выходящее. Туда везли на экспертизу, чтобы понять: в своем ли уме преступник? Особенно если речь шла о пожизненном сроке или, того хуже, о смертной казни.

В 90-е годы это место среди зэков считалось чуть ли не санаторием. Представьте: вместо серых стен и тюремной баланды — поездка в большой город, пара месяцев обследований, почти как отпуск за казенный счет. Многие мечтали о таком «отдыхе». А главное — была надежда получить статус невменяемого. С ним открывалась дорога в психиатрическую больницу, откуда, по слухам, сбежать проще простого, не то что из строгой колонии.

В барнаульской камере Масличу достался сосед — педофил, назовем его «П». С этим гражданином у Александра сразу не заладилось. Однажды ночью «П» начал хвастаться своими «подвигами». Громко, с жаром рассказывал, как обожает лишать людей жизни. А потом повернулся к Масличу и бросил с насмешкой: «Ты-то чего своих мочить взялся? Мог бы чужих». Эти слова задели за живое. Александр не стал молчать — в ответ полетели удары. Несколько резких тычков в лицо и грудь заставили болтуна притихнуть.

Но на этом история не закончилась. Через пару ночей между ними снова вспыхнула ссора. Слово за слово — и вот уже терпение Маслича лопнуло. Он схватил веревку, накинул ее на шею «П» и стянул со всей силы. Тот захрипел, дернулся пару раз и затих. Удушье сделало свое дело. Закончив, Александр аккуратно уложил тело на кровать, будто ничего особенного не произошло.

Прошло немного времени, и в голове у Маслича родилась новая идея. А что, если притвориться каннибалом? Он был уверен: такое точно ускорит его перевод в Москву, на тот самый «психиатрический курорт». В ход пошло подручное средство — стержень от шариковой ручки, который разрешали держать в камере. Александр терпеливо точил его о бетонный пол, пока тот не стал острым, как ножичек. Потом подошел к телу, сделал надрез на животе, сунул руку внутрь и оторвал кусок одного из органов. Не для еды, нет — он сварил его в кружке, просто чтобы создать видимость. Инсценировка должна была сработать.

Этот мрачный случай в 1994 году перевернул всё. Маслича признали особо опасным. Его перевели в штрафной изолятор исправительной колонии в Рубцовске. Там держали тех, кто нарушал режим и пугал даже видавших виды надзирателей. Правоохранители всерьез опасались: если оставить его с другими зэками, в колонии может начаться настоящий бунт.

Те, кто сталкивался с Александром Масличем в те дни — следователи, криминалисты, — до сих пор вспоминают его с удивлением. На первый взгляд, он казался вполне нормальным парнем. Говорил складно, без запинок, да и слова подбирал грамотные. В общении держался спокойно, даже вежливо. Сотрудники изолятора тоже замечали: никаких вспышек гнева или угроз с его стороны. Да и выглядел он неплохо — высокий, почти метр девяносто, худощавый, но крепкий.

Силовики, глядя на него, сразу понимали, что движет этим человеком. Никаких загадок. Всё просто: он хотел, чтобы его объявили невменяемым. Ради этого Маслич и затеял всю игру. К последнему убийству он подошел с холодной головой — это был уже не просто поступок, а целый спектакль, самый яркий из тех, что он разыгрывал за свою криминальную карьеру.

В рубцовском штрафном изоляторе Александр неожиданно нашел общий язык с соседями по камере. Все они были из одного теста — нарушители, которым правила как кость в горле. Да и по возрасту ребята почти не отличались. Масличу тогда стукнуло 23, и за плечами у него уже было четыре судимости. Из всей троицы только он мог похвастаться статьей за убийство. Алексей Голузов, 25-летний сосед, был чуть постарше, но судили его всего трижды — за грабежи да кражи. А вот третий, Алексей Дзюба, ровесник Маслича — тоже 23 года, — оказался самым «зеленым»: всего две «ходки», и то за мелочь вроде угона и воровства.

Мечта у всех была одна — попасть в московский центр имени Сербского. Дзюба в этой компании был заводилой. Ему не терпелось либо устроить себе «отпуск» в столице, либо хотя бы сменить обстановку, перебраться в другой город, посмотреть, что там да как. А для этого нужно было что-то серьезное — например, убийство. Уговорить остальных оказалось проще простого. Голузов — парень спокойный, плыл по течению, соглашался с тем, кто громче всех кричал. А Маслич и вовсе знал, как такие дела проворачивать, — опыта хватало. Решили: уберут четвертого, как только его подселят.

Новенький появился вскоре. Но план дал сбой. Парень оказался не из слабых — драка вышла знатная, но до конца дело не дошло. Утром его, потрепанного, перевели в другую камеру. Дзюба, не теряя энтузиазма, тут же придумал запасной вариант.

«А давай попробуем человечину? Людоедов сразу в Москву заберут», — бросил Дзюба как бы невзначай. Голузов, как всегда, молча кивнул — он редко спорил. А вот Маслич загорелся идеей. Ему это было на руку. Он тут же принялся разыгрывать свою роль, словно актер на сцене, чтобы все поверили в его затею.

Громко, на всю камеру, он начал рассказывать байки из детства. Мол, в их городишке закрывали кафе, где подавали пирожки с мясом — человеческим, конечно. И как он, маленький Саша, мечтал их попробовать. Потом достал кусок картона и нацарапал: «Хочется кого-нибудь съесть».

Ждать нового соседа он не стал. Решил действовать быстро и убрать Дзюбу — самого активного из троицы. Накануне вечером Александр снова взялся за картонку. Теперь там красовался рисунок: человечек, разобранный на части. Они выждали ночь, пока контролер задремлет. Всё было готово. Маслич накинул шнурок на шею Дзюбе, а Голузов крепко схватил того за ноги — чтобы не дергался.

Разделывать тело пришлось подручными средствами — обломками безопасной бритвы. Вырезали сердце, печень, отхватили кусок от ягодицы. Кровь немного отпили. Всё это сварили в бачке над унитазом, запалив факел, из одеяла и части одежды Дзюбы.

Голузов наотрез отказался пробовать. Маслич отважился — откусил кусочек печени, пожевал, но проглотить так и не смог. Позже экспертиза найдет на этом куске следы его зубов.

Утром парни сами вышли с повинной: «Мы Дзюбу съели! Всё по-настоящему!» — кричали они, будто хвастались.

На суде оба сразу признали вину. И вот оно — долгожданное путешествие в Москву, в тот самый центр. Врачи там быстро раскусили их игру: каннибализм оказался спектаклем. Обоих признали вменяемыми. Но Маслич не успокоился. Пока шло следствие, он снова взялся за старое — прикончил сокамерника, за которым числился карточный долг.

В 1996 году Голузову дали 15 лет тюрьмы. А Маслича ждала смертная казнь. Правда, ему повезло: в 1997 году ввели мораторий, и вместо пули он получил пожизненное. Его отправили в «Черный дельфин» — самую суровую тюрьму в Оренбургской области. Там, в 2015 году, Александр Маслич и умер.