Кто взял топор? История Лиззи Борден и убийства, потрясшего Америку

Ранние годы: тень богатства и одиночества

Лиззи Эндрю Борден появилась на свет 19 июля 1860 года в Фолл-Ривер — городе, где дым фабрик смешивался с амбициями его жителей. Её отец, Эндрю Джексон Борден, родился в 1822 году и был человеком, который выковал себя сам. Сын англичан и валлийцев, он начинал с пустыми карманами, но к моменту своей смерти в 1892 году его состояние оценивалось в 300 тысяч долларов — это больше 10 миллионов долларов по курсу 2025 года. Эндрю сколотил капитал на производстве мебели и гробов, а позже стал успешным застройщиком. Он владел коммерческой недвижимостью, руководил текстильными фабриками, был президентом Union Savings Bank и директором Durfee Safe Deposit and Trust Co. Словом, Эндрю Борден был столпом местного общества, человеком, чьё имя открывало двери.

Но за фасадом успеха скрывалась другая правда. Эндрю был скуп. Не просто экономным — он был одержим экономией. Их дом на Второй улице, хоть и стоял в престижном районе, был лишён элементарных удобств. В 1890-х годах, когда богатые семьи хвастались ванными комнатами и водопроводом, в доме Борденов не было даже туалета внутри. Лиззи и её старшая сестра Эмма, родившаяся в 1851 году, жили в условиях, которые больше подошли бы скромному фермеру, чем дочерям магната. А ведь неподалёку, в районе под названием Хилл, жили кузены Эндрю — в роскошных особняках, окружённых садами, вдали от фабричного смога.

Дом семьи Борден на Второй улице

Лиззи росла в тени этой скупости. Её мать, Сара Энтони Борден, умерла в 1863 году, когда Лиззи было всего три года. Девочка осталась с отцом и сестрой, а религиозное воспитание стало её якорем. Лиззи и Эмма регулярно посещали Центральную конгрегационную церковь, и вера занимала важное место в их жизни. Лиззи была активной: преподавала в воскресной школе для детей иммигрантов, состояла в обществе «Христианское стремление», где была секретарём-казначеем, поддерживала Женский христианский союз трезвости и даже входила в миссию «Фрукты и цветы». Она была женщиной, которая, казалось, живёт для других. Но за этой маской добродетели что-то тлело.

Через три года после смерти Сары Эндрю женился на Эбби Дёрфи Грей, женщине 1828 года рождения, которая стала мачехой Лиззи и Эммы. Лиззи называла её «миссис Борден» — холодно, отстранённо, как будто подчёркивая дистанцию. Позже она признается, что считала Эбби охотницей за состоянием отца. Были ли они близки? Лиззи уклончиво отвечала на этот вопрос, но служанка семьи, 25-летняя Бриджет Салливан, которую все звали Мэгги, рассказала, что сёстры почти никогда не ели за одним столом с отцом и мачехой. Дом Борденов был разделён невидимыми стенами.

Напряжение в семье нарастало. В мае 1892 года Эндрю совершил поступок, который, возможно, стал искрой. Он зарубил топором голубей в сарае, утверждая, что они привлекают местных детей, которые охотятся на них. Лиззи, которая недавно построила для этих голубей насест, была в ярости. Некоторые говорят, что она рыдала, глядя на мёртвых птиц, хотя другие сомневаются в этой истории. Так или иначе, голуби стали символом — мелочь, которая показала, насколько далеки были отец и дочь.

Лиззи Борден

В июле 1892 года сёстры решили сбежать от гнетущей атмосферы дома. Они уехали в Нью-Бедфорд, взяв «отпуск» от семьи. Лиззи вернулась за неделю до убийств, но вместо того, чтобы сразу отправиться домой, четыре дня провела в местной гостинице. Почему? Может, она хотела отсрочить неизбежное столкновение? Или готовилась к чему-то большему?

Семейные распри усугублялись дележом имущества. Эндрю щедро одаривал родственников Эбби недвижимостью, что бесило Лиззи и Эмму. Когда сестра мачехи получила дом, сёстры потребовали своё — и Эндрю продал им за один доллар дом, в котором они жили с матерью до её смерти. Но за несколько недель до убийств они продали эту недвижимость обратно отцу за 5 тысяч долларов — более 170 тысяч долларов по курсу 2025 года. Деньги, дома, обиды — всё это накаляло обстановку.

Накануне убийств в доме появился ещё один гость — Джон Винникум Морс, дядя Лиззи и Эммы по материнской линии. Он приехал обсудить с Эндрю дела, и разговор, судя по всему, касался передачи имущества. Это была последняя капля? Никто не знает наверняка, но в доме Борденов уже пахло бедой.

За несколько дней до трагедии всё семейство свалилось с тяжёлой болезнью. У всех была рвота и слабость. Друг семьи позже предположил, что виной всему было тушёное мясо, которое несколько дней стояло на плите. Но Эбби думала о другом — о яде. Эндрю не был любимцем Фолл-Ривер. Его скупость, его сделки, его холодность нажили ему врагов. И в этом доме, где каждый шаг отзывался эхом недоверия, мысль об отравлении уже не казалась такой уж дикой.

Лиззи Борден, женщина с Библией в руках и гневом в сердце, стояла на пороге дня, который навсегда изменит её жизнь. 4 августа 1892 года топор опустится, и Фолл-Ривер никогда не будет прежним.

Убийства Эндрю и Эбби: кровавое утро в доме Борденов

Накануне, вечером 3 августа, в доме Борденов появился гость — Джон Винникум Морс, дядя Лиззи и Эммы по материнской линии. Он приехал по делам и ночевал в гостевой комнате. Утро началось с завтрака: за столом сидели Эндрю, Эбби, Джон и служанка Бриджет Салливан, которую все звали Мэгги. Разговор был спокойным, почти будничным. После трапезы Эндрю и Джон уединились в гостиной, где около часа обсуждали что-то — может, дела, может, недвижимость, которая так отравляла жизнь этой семье. В 8:48 утра Джон ушёл: ему нужно было купить пару волов и навестить племянницу в Фолл-Ривер. Он обещал вернуться к обеду. Эндрю, как обычно, отправился на свою утреннюю прогулку вскоре после 9 утра. В доме стало тихо. Слишком тихо.

Эбби решила заняться домашними делами. Между 9:00 и 10:30 утра она поднялась наверх, в гостевую комнату, чтобы застелить постель — это была одна из привычных обязанностей Лиззи и Эммы, но в то утро Эбби взяла её на себя. Она не знала, что эти шаги по скрипучей лестнице станут последними в её жизни. Следствие позже установит: Эбби встретилась лицом к лицу со своим убийцей. Первый удар топора пришёлся на голову, чуть выше уха, заставив её пошатнуться. Она рухнула лицом вниз, и кровь из разбитого носа и лба смешалась с пылью деревянного пола. Убийца не остановился: ещё семнадцать ударов обрушились на затылок Эбби, превратив её голову в месиво. Эбби Дёрфи Борден, женщина, которую Лиззи называла «миссис Борден», была мертва. Время смерти? Где-то между 9:30 и 10:30 утра.

Тем временем дом жил своей жизнью. Бриджет, измотанная мытьём окон, поднялась в свою комнату на третьем этаже, чтобы передохнуть. Лиззи, по её собственным словам, была где-то внизу. Но где именно? И что она делала? Эти вопросы позже станут мучительными для следователей.

Около 10:30 утра Эндрю вернулся домой. Он вставил ключ в замок, но дверь не поддалась. Раздражённый, он постучал—Мэгги поспешила открыть. Замок заело, и Бриджет, не сдержавшись, выругалась. В этот момент, как она позже расскажет на суде, она услышала смех. Лиззи смеялась — звонко, будто что-то её позабавило. Бриджет не видела её, но клялась, что смех доносился с верхнего этажа, со стороны лестницы. Это было странно. Очень странно. Ведь Эбби уже лежала мёртвой в гостевой комнате, и её тело было бы видно любому, кто оказался бы наверху. Но Лиззи позже поклянётся: она не поднималась на второй этаж. Более того, она скажет, что отец, войдя, спросил, где Эбби, а она ответила, что мачеху якобы вызвали к больной подруге — какой-то посыльный принёс записку. Правда ли это? Или Лиззи уже начала плести паутину лжи?

Бриджет помогла Эндрю устроиться в гостиной. По её словам, она сняла с него ботинки, надела домашние тапочки, и он прилёг на диван, чтобы вздремнуть. Но фотографии с места преступления расскажут другую историю: Эндрю был в ботинках, когда его нашли. Маленькая деталь, но она как заноза — цепляет, заставляет сомневаться. Что скрывала Бриджет? Или Лиззи?

Меньше чем через полчаса дом разорвал крик. «Мэгги, скорее! Отец мёртв! Кто-то ворвался и убил его!» — Лиззи звала служанку с первого этажа. Бриджет, спотыкаясь, сбежала вниз. Было около 11:10 утра. Эндрю лежал на диване в гостиной, его лицо — или то, что от него осталось — было залито кровью. Убийца нанёс десять или одиннадцать ударов чем-то похожим на топор. Один из ударов пришелся в глаз — следствие решит, что Эндрю спал, когда его атаковали. Кровь ещё текла, раны были свежими. Смерть наступила совсем недавно, примерно в 11:00 утра.

Бриджет в ужасе замерла. Лиззи, стоявшая рядом, казалась потрясённой — но была ли она искренней? Через несколько минут прибежал доктор Боуэн, сосед и семейный врач. Он жил через дорогу и сразу понял: спасать некого. Эндрю и Эбби были мертвы. Детективы, прибывшие на место, подтвердили: Эндрю убили около 11:00 утра, а Эбби — раньше, возможно, на час или два.

Дом Борденов превратился в сцену кошмара. Два тела, лужи крови, топор, который так и не нашли, и Лиззи — женщина, чьи слова и действия в то утро вызывали всё больше вопросов. Кто мог ворваться в дом среди бела дня? И почему Лиззи, если верить её словам, ничего не слышала, пока топор крушил её семью?

Расследование

Когда полиция вошла в дом, Лиззи встретила их с историей, которая тут же вызвала сомнения. Сначала она рассказала, что, подходя к дому, услышала стон, или скрежет, или, может, крик о помощи. Но спустя два часа её рассказ изменился: ничего не слышала, вошла в дом, не подозревая беды. Странно, не правда ли? Когда её спросили, где Эбби, Лиззи уверенно заявила, что мачеха получила записку с просьбой навестить больную подругу. Она даже добавила, что, кажется, Эбби уже вернулась, и попросила кого-нибудь подняться наверх и проверить. Бриджет Салливан, служанка, и соседка, миссис Черчилль, поспешили на второй этаж. Они были на полпути, когда их взгляды упёрлись в пол гостевой комнаты. Там, лицом вниз, лежала Эбби — мёртвая, с разрубленной головой. Записка? Больная подруга? Этого никто так и не подтвердил.

Полицейские, опрашивавшие Лиззи, не скрывали своего раздражения. Её поведение — слишком спокойное, почти отстранённое — их коробило. Некоторые прямо говорили: она слишком хладнокровна для человека, чьи родные только что погибли. Но, несмотря на все подозрения, никто не удосужился проверить её одежду на следы крови. Обыск в её комнате? Поверхностный, почти формальный. Позже на суде полицейские признаются: они не стали копаться, потому что Лиззи «чувствовала себя нехорошо». За это их потом раскритиковали: как можно было упустить такую возможность в деле об убийстве?

В подвале дома полиция нашла арсенал, от которого кровь стыла в жилах: два топора, две секиры и обломок топорища с отломанной рукояткой. Этот обломок сразу привлёк внимание. Разлом выглядел свежим, а пепел и пыль на лезвии казались нарочито нанесёнными, будто кто-то хотел выдать его за старый, давно забытый инструмент. Остальные орудия покрывала настоящая пыль, но этот обломок? Он словно кричал о своей причастности. И всё же ни один из этих инструментов не забрали из дома. Почему? Полиция не дала внятного ответа, и эта ошибка станет ещё одной тенью на их репутации.

Недавняя болезнь, поразившая всех в доме, тоже не давала покоя. Что, если это был яд? Желудки Эндрю и Эбби, извлечённые прямо в столовой Борденов во время вскрытия, отправили на анализ. Проверили и молоко, которое пила семья. Результат? Ничего. Ни следа яда. Но слухи уже поползли по Фолл-Ривер. Местные шептались, что Лиззи заходила в аптеку и спрашивала о синильной кислоте — в разбавленной форме, конечно. Зачем? Она утверждала, что хотела почистить меха. Но местный медэксперт возразил: синильная кислота для этого не годится, она не обладает нужными свойствами.

Вечером 4 августа дом Борденов окружили полицейские, а Лиззи и Эмма остались под присмотром подруги, Алисы Рассел, которая решила переночевать с сёстрами. Джон Морс, вопреки слухам, что он спал в той самой гостевой комнате, где убили Эбби, устроился в мансарде. Ночь была неспокойной. Один из офицеров заметил, как Лиззи спустилась в подвал вместе с Алисой, неся керосиновую лампу и ведро для помоев. Он видел, как обе женщины вышли из подвала, но потом Лиззи вернулась одна. Что она делала? Офицер не мог разглядеть точно, но ему показалось, что она склонилась над раковиной. Мыла что-то? Прятала? Или это была просто игра света и усталости?

На следующий день, 5 августа, Джон Морс попытался выйти из дома, но его окружила толпа — сотни любопытных и разгневанных жителей Фолл-Ривер. Полиции пришлось буквально пробивать ему путь обратно. В тот же день дом обыскали тщательнее: проверили одежду сестёр, забрали тот самый обломок топорища. Вечером 6 августа к Лиззи пришли полицейский и мэр. Они не стали ходить вокруг да около: Лиззи официально назвали подозреваемой. Её мир рушился, но она держалась — или делала вид.

Утро 7 августа принесло ещё одну загадку. Алиса Рассел вошла в кухню и застала Лиззи за странным занятием: та рвала платье. Лиззи объяснила, что собирается сжечь его, потому что оно испачкано краской. Алиса кивнула, но в воздухе повис вопрос: а было ли это то самое платье, что Лиззи носила в день убийств? Доказать никто не смог. Платье сгорело, а с ним, возможно, и часть правды.

Дознание: морфий, путаница и стальной взгляд

Утром 8 августа Лиззи вошла в зал, где проходило дознание. Её просьба, чтобы рядом был семейный адвокат, была отклонена — закон штата требовал, чтобы такие слушания проходили за закрытыми дверями, без посторонних. Лиззи была на нервах, и врачи прописали ей регулярные дозы морфия, чтобы успокоить. Лекарство туманило разум, и, возможно, именно оно сделало её показания такими странными, почти сюрреалистичными. Она вела себя непредсказуемо: то отказывалась отвечать на вопросы, даже если правда могла бы ей помочь, то вдруг начинала говорить, но её слова противоречили друг другу. Где она была, когда отец вернулся домой? Сначала Лиззи заявила, что читала журнал на кухне. Потом — что гладила бельё в столовой. А через минуту уже уверяла, что спускалась по лестнице. Её рассказы менялись, как картинки в калейдоскопе, и каждый новый поворот вызывал у слушателей всё больше вопросов.

Окружной прокурор не церемонился. Он наступал, задавал вопросы жёстко, почти загоняя Лиззи в угол. Его агрессия была ощутимой, и Лиззи, под этим давлением, то бледнела, то краснела. Она кусала губы, наклонялась к своему адвокату Адамсу, но держалась с каким-то упрямым спокойствием, которое газеты позже назовут «каменным хладнокровием». Это не было поведением скорбящей дочери — по крайней мере, так казалось тем, кто наблюдал за ней.

11 августа Лиззи вручили ордер на арест. Её увезли в тюрьму, и для Фолл-Ривер это стало сенсацией. Показания с дознания, которые позже станут краеугольным камнем споров о её виновности или невиновности, на суде в июне 1893 года признали недопустимыми. Но в тот момент они гремели на всю страну. Газеты смаковали каждую деталь: «Лиззи Борден сохраняет ледяное спокойствие», — писали одни. «Она кусает губы и краснеет, когда вопросы становятся острыми», — отмечали другие. The Boston Globe посвятила дознанию целых три страницы, расписывая, как Лиззи «потеряла поддержку друзей, которые до сих пор яростно защищали её невиновность». Слухи, домыслы, репортажи — дело Борден стало национальной одержимостью.

7 ноября большой суд присяжных начал рассматривать улики. Лиззи ждала, запертая в камере, пока город обсуждал каждое её слово, каждый взгляд. 2 декабря присяжные вынесли решение: Лиззи Борден официально предъявили обвинение в убийстве. Путь к суду был открыт, и Фолл-Ривер затаил дыхание, гадая, сможет ли эта женщина, чья жизнь казалась такой правильной, ускользнуть от правосудия или же топор правды настигнет её.

Суд

Лето 1893 года в Нью-Бедфорде было жарким, но в зале суда, где 5 июня начался процесс над Лиззи Борден, воздух был пропитан напряжением. Все взгляды были прикованы к ней — женщине, которую обвиняли в том, что она хладнокровно зарубили топором своего отца и мачеху. Фолл-Ривер всё ещё гудел от сплетен, а газеты по всей Америке смаковали каждую деталь дела, которое стало сенсацией. Лиззи, с её спокойным лицом и противоречивыми рассказами, была загадкой. Виновна ли она? Или стала жертвой обстоятельств? Суд должен был дать ответ, но вместо ясности он только добавил вопросов, сделав это дело легендой, сравнимой с самыми громкими процессами в истории.

В процессу учавстсвовала сильная команда обвинителей: Хосия М. Ноултон и Уильям Х. Муди, будущий судья Верховного суда США. Им противостояла не менее внушительная защита: Эндрю В. Дженнингс, Мелвин О. Адамс и Джордж Д. Робинсон, бывший губернатор Массачусетса. Лиззи, одетая строго, но с достоинством, сидела в центре зала, пока её судьба висела на волоске.

За пять дней до начала суда, 1 июня 1893 года, Фолл-Ривер потрясло новое убийство. Берта Манчестер была найдена мёртвой в своей кухне, зарубленная топором. Сходство с убийствами Борденов бросалось в глаза, и присяжные не могли не заметить этого. Позже, в 1894 году, за убийство Манчестер осудят Жозе Корреа де Мелло, португальского иммигранта, но следствие установит, что в августе 1892 года его не было в Фолл-Ривер. Это совпадение ненадолго отвлекло внимание, но Лиззи оставалась главной подозреваемой.

Одной из ключевых тем обсуждения стал обломок топорища, найденный в подвале дома Борденов. Обвинение настаивало: это и есть орудие убийства. Они утверждали, что рукоятка была снята, чтобы скрыть следы крови. Но доказать это не удалось. Один полицейский клялся, что видел рукоятку рядом с топорищем, другой это опроверг. Улики путались, а уверенности у обвинения не прибавлялось. Ещё больше вопросов вызвало платье, которое, по словам Алисы Рассел, Лиззи сожгла 8 августа 1892 года. Алиса рассказала, что видела, как Лиззи бросила платье в кухонную печь, объяснив, что оно испорчено краской. Защита не стала оспаривать эти показания, и эта тишина только подогрела подозрения. Было ли это платье тем, что Лиззи носила в день убийств? Ответ сгорел вместе с тканью.

Где была Лиззи в момент убийств? Этот вопрос стал ещё одним камнем преткновения. По показаниям Бриджет Салливан, около 10:58 утра она поднялась на второй этаж, оставив Лиззи и Эндрю внизу. Лиззи же утверждала, что в это время ушла в сарай и провела там «минут двадцать, а может, полчаса». Её слова подтвердили свидетели: Хайман Любински заявил, что видел, как Лиззи выходила из сарая в 11:03 утра, а Чарльз Гарднер уточнил время. Но в 11:10 утра Лиззи уже звала Бриджет с первого этажа, крича, что Эндрю убит. Она запретила служанке заходить в гостиную и велела бежать за врачом. Была ли Лиззи в сарае? Или это лишь удобная история, чтобы отвести от себя подозрения?

В зале суда произошло и несколько драматичных моментов. Во время вскрытия головы Эндрю и Эбби были отделены от тел, и 5 июня 1893 года их черепа представили в качестве улик. Когда Лиззи увидела их, она потеряла сознание, рухнув на пол. Этот эпизод вызвал сочувствие у некоторых присяжных — но был ли он искренним? Ещё одно доказательство не дошло до суда: попытку Лиззи купить синильную кислоту в аптеке накануне убийств. Она якобы хотела использовать её для чистки мехового плаща, но судья Джастин Дьюи счёл этот эпизод слишком далёким от дела и исключил его. Решение вызвало споры, но осталось неизменным.

Присяжные по делу Лиззи Борден

20 июня 1893 года судья Дьюи выступил с длинной речью перед присяжными. Его слова явно склонялись в пользу защиты, подчёркивая слабости обвинения. Присяжные удалились на обсуждение, и через полтора часа, к всеобщему изумлению, вынесли вердикт: Лиззи Борден невиновна. Зал ахнул. Выйдя из здания суда, Лиззи, сияя, сказала репортёрам: «Я самая счастливая женщина в мире».

Этот процесс стал вехой в истории американского правосудия. Его сравнивали с судами над Бруно Хауптманном, Этель и Джулиусом Розенбергами и даже О. Дж. Симпсоном. Дело Лиззи Борден не просто приковало внимание публики — оно стало символом загадки, где правда, как тень, ускользала от света. Лиззи ушла свободной, но вопросы остались. И они до сих пор будоражат умы.

Теории

Убийства Эндрю и Эбби Борден в Фолл-Ривер 4 августа 1892 года оставили после себя не только кровь и страх, но и клубок загадок, который до сих пор не распутан. Лиззи Борден, оправданная судом, так и осталась в глазах многих той, чьи руки могли держать топор. Но была ли она единственной подозреваемой? Или кто-то другой — родственник, служанка, а может, призрак из прошлого — совершил это жуткое преступление? Теории множились, как тени в старом доме Борденов, и каждая из них добавляла новую грань к этой мрачной истории. Давайте разберёмся, кто мог стоять за одним из самых знаменитых нераскрытых дел Америки.

Лиззи Борден

Лиззи Борден, дочь Эндрю, осталась главным подозреваемым, несмотря на оправдательный приговор. Её странное поведение, путаные показания и холодное спокойствие в суде сделали её идеальной мишенью для сплетен. В 1967 году писательница Виктория Линкольн выдвинула смелую теорию: Лиззи могла совершить убийства в состоянии диссоциативной фуги — странного транса, когда человек действует, не осознавая своих поступков. Звучит как сюжет для романа, но в те времена такие состояния уже изучались, и эта идея нашла отклик у некоторых.

Другая, куда более мрачная гипотеза появилась позже. Некоторые предположили, что Лиззи могла страдать от физического и сексуального насилия со стороны отца, и это толкнуло её на убийство. В 1892 году о таких вещах не говорили вслух — инцест был табу, а методы сбора улик были примитивными. Доказательств этой теории почти нет, но местные газеты того времени намекали на что-то подобное, а в 1992 году исследовательница Марсия Карлайл вернулась к этой идее в своём эссе. Правда ли это? Или просто попытка объяснить необъяснимое?

Писатель Эван Хантер, известный как Эд Макбейн, в своём романе 1984 года «Лиззи» предложил ещё более провокационную версию. Он предположил, что Лиззи и служанка Бриджет Салливан были застигнуты Эбби во время интимной встречи. Эбби, в ужасе и отвращении, могла пригрозить разоблачением, и Лиззи, потеряв контроль, убила её подсвечником. Когда Эндрю вернулся и узнал правду, он отреагировал так же, как Эбби, и Лиззи, в ярости, зарубила его топором. Хантер в интервью 1999 года добавил, что Бриджет, возможно, позже спрятала топор. Эта теория — чистая спекуляция, но она добавила огня в и без того жаркие споры.

В последние годы жизни Лиззи ходили слухи, что она была лесбиянкой. Однако о Бриджет, которая позже вышла замуж за мужчину, встреченного в Бьютте, штат Монтана, и умерла там в 1948 году, таких сплетен не было. Ещё больше интриги добавляет легенда: якобы перед смертью Бриджет призналась своей сестре, что изменила свои показания на суде, чтобы защитить Лиззи. Правда это или вымысел? Ответ ушёл вместе с ней.

Джон Морс: подозрительно идеальное алиби

Другим подозреваемым стал Джон Морс, дядя Лиззи по материнской линии. После смерти сестры он редко общался с семьёй Борденов, но в ночь перед убийствами ночевал в их доме. Полиция обратила на него внимание, и не зря: его алиби для времени убийства Эбби было слишком уж подробным, почти театральным. Он расписал каждую минуту своего утра 4 августа, и это вызвало у следователей подозрения — уж слишком идеально всё звучало. Какое-то время Джон оставался в поле зрения полиции, но улик против него так и не нашли. Был ли он просто невезучим гостем, оказавшимся не в том месте? Или что-то скрывал?

Уильям Борден: незаконный сын с мотивом?

Ещё одна теория, предложенная писателем Арнольдом Брауном, указывает на Уильяма Бордена — человека, которого считали возможным незаконнорожденным сыном Эндрю. Браун предположил, что Уильям мог пытаться шантажировать отца, требуя денег, а после отказа решился на убийство. История звучит драматично, но исследователь Леонард Ребелло, тщательно изучивший биографию Уильяма, доказал: он не был сыном Эндрю. Эта теория, хоть и добавила красок в дело, оказалась тупиковой.

Эмма Борден: сестра с секретом?

Наконец, есть версия, связанная с Эммой Борден, старшей сестрой Лиззи. В день убийств Эмма находилась в Фэрхейвене, примерно в 24 километрах от Фолл-Ривер, что давало ей твёрдое алиби. Но писатель Фрэнк Спиринг в своей книге 1984 года «Лиззи» предположил, что Эмма могла тайно приехать в Фолл-Ривер, убить родителей, а затем вернуться в Фэрхейвен как раз к тому моменту, когда ей сообщили о трагедии по телеграфу. Звучит как сюжет для детектива, но никаких доказательств этой теории нет. Эмма, тихая и незаметная, осталась в тени сестры, но эта гипотеза всё же заставляет задуматься: а что, если?

Лиззи, Джон, Уильям, Эмма — каждый из них мог быть тем, кто поднял топор в доме Борденов. А может, правда где-то ещё, спрятанная в пыльных углах старого дома или в молчании тех, кто унёс свои секреты в могилу. Дело Борденов остаётся открытой раной, и каждый, кто касается его, невольно задаётся вопросом: кто же был настоящим чудовищем в Фолл-Ривер?

Новая жизнь: от Лиззи к Лизбет

После суда Лиззи и её сестра Эмма не стали задерживаться в старом доме на Второй улице, где всё ещё витали призраки Эндрю и Эбби. Они переехали в роскошный особняк в престижном районе Хилл, подальше от фабричного дыма и любопытных глаз. Лиззи, словно сбрасывая старую кожу, начала называть себя Лизбет А. Борден. Новый дом, который она окрестила «Мейплкрофт», был воплощением богатства: просторные комнаты, современные удобства, штат прислуги, включая горничных, экономку и кучера. Это был не просто дом — это был вызов Фолл-Ривер, который осудил её.

Финансово сёстры не нуждались. Поскольку Эбби умерла раньше Эндрю, её состояние сначала перешло к нему, а после его смерти — к Лиззи и Эмме как часть наследства. Правда, сёстрам пришлось выплатить родным Эбби немалую сумму, чтобы уладить их претензии, но это не пошатнуло благосостояния сестёр. Лизбет могла позволить себе всё, чего её скупой отец избегал при жизни: комфорт, роскошь, свободу.

Но Фолл-Ривер не забыл. Лизбет стала изгоем. Соседи отводили взгляды, старые друзья исчезли, а её имя произносили с осуждением. В 1897 году её репутация снова оказалась под ударом: в Провиденсе, штат Род-Айленд, Лизбет обвинили в краже из магазина. Скандал раздули газеты, и хотя дело не получило серьёзного продолжения, оно напомнило всем: Лиззи Борден — это клеймо, от которого не избавиться.

Раскол случился и в семье. В 1905 году Лизбет устроила вечеринку для актрисы Нэнс О’Нил, что вызвало бурный спор с Эммой. Ссора оказалась последней каплей: Эмма собрала вещи и покинула «Мейплкрофт», навсегда разорвав связь с сестрой. Они больше никогда не виделись. Что стало причиной такого разрыва? Обиды? Секреты? Или тень прошлого, которая всё ещё висела над ними?

Смерть

К 1927 году здоровье Лизбет пошатнулось. Ей удалили желчный пузырь, и она так и не оправилась полностью. В начале июня она заболела пневмонией, и 1 июня 1927 года, в возрасте 66 лет, Лизбет А. Борден тихо умерла в Фолл-Ривер. Её похороны прошли почти незаметно: газеты не публиковали подробностей, а на церемонии присутствовали лишь немногие. Лизбет, кажется, ушла так же, как жила последние годы — в одиночестве.

Всего через девять дней, 10 июня 1927 года, Эмма умерла в доме престарелых в Ньюмаркете, штат Нью-Гэмпшир. Она переехала туда в 1923 году, отчасти из-за здоровья, отчасти чтобы избежать внимания, которое разгорелось после выхода очередной книги об убийствах. Причиной смерти Эммы стал хронический нефрит — заболевание почек. Ни Лизбет, ни Эмма так и не вышли замуж. Их похоронили рядом, на семейном участке на кладбище Оук-Гроув, словно смерть примирила то, что жизнь разорвала.

После смерти Лизбет оставила состояние, превышающее 250 тысяч долларов — около 6 миллионов долларов по сегодняшнему курсе. Ей принадлежал дом на углу улиц Френч и Белмонт, несколько офисных зданий, акции коммунальных компаний, два автомобиля и внушительная коллекция украшений. В своём завещании она выделила 30 тысяч долларов на нужды Fall River Animal Rescue League — жест, который, возможно, отражал её любовь к животным, начавшуюся ещё с детства. Ещё 500 долларов она завещала на постоянный уход за могилой отца. Ближайшая подруга и кузина получили по 6 тысяч долларов — немалые суммы для 1927 года. Друзья и родственники унаследовали от 1 тысячи долларов до 5 тысяч долларов. Лизбет, даже уходя, оставила след, который нельзя было игнорировать.