Пока смерть не разлучит вас: убийство Келли Робардж

Знакомство в маленьком городке

В маленьком Чарльзтауне, штат Нью-Гэмпшир, где жизнь текла неспешно, а соседи знали друг друга по именам, Келли и Джеймс нашли друг друга. Это был мир, где мечты казались такими близкими — протяни руку, и они твои. Дети 1980-х, они гуляли по пыльным тропинкам, делились секретами и строили планы. Их любовь росла, как цветок на обочине, — хрупкая, но упрямая. К началу 1990-х, спустя десять лет, они поженились. Молодые, влюблённые, уверенные, что впереди их ждёт только счастье. Но за закрытыми дверями их дома начиналась совсем другая история — бурная, как шторм, который оставляет после себя лишь обломки.

Жизнь, полная трещин

Келли была труженицей. Она работала ассистентом ортодонта в стоматологической клинике в Спрингфилде, штат Вермонт, что в 16 минутах езды от их дома в Чарльзтауне. Восемь лет она тянула на себе две работы, чтобы семья не нуждалась. Усталая, но несломленная, она находила радость в простых вещах: поездках на пляж, прогулках на мотоцикле, играх с внуком, который был для неё светом в конце туннеля. У Келли и Джеймса родились две дочери — Габриэль, которой в 2013 году исполнилось 25 лет, и Сиера, 21-летняя. Но их дом не был похож на уютное гнёздышко из семейных фильмов. Те, кто знал их, перешёптывались за спиной: «У Робарджей всё не так гладко».

Семья Робардж

Джеймс не работал. Ни дня за 24 года брака. Его мир был другим — мутным, пропитанным алкоголем и дымом травки. Их отношения трещали по швам, как старый деревянный забор. Ссоры вспыхивали, как искры, и нередко переходили в нечто большее. Габриэль, старшая дочь, вспоминала, как однажды отец с силой толкнул мать в стену. Её сердце сжималось от страха, но ещё страшнее были его слова, которые она слышала слишком часто: «Если Келли не будет со мной, она не достанется никому». Эти слова звучали как приговор, холодный и тяжёлый, как могильная плита.

Тень насилия

К 2012 году Келли уже не могла притворяться, что всё в порядке. Она сидела в кабинете психотерапевта, её руки нервно теребили край свитера, а голос дрожал. «Мой брак — это тюрьма», — призналась она. Она рассказала о насилии, о том, как Джеймс срывался, как его гнев обрушивался на неё, словно лавина. Но уйти она пока не решалась. «Я пока не могу его бросить», — говорила она, и в её словах сквозила смесь страха и слабой надежды, что всё ещё можно исправить. Но надежда таяла, как снег под солнцем.

К весне 2013 года что-то в Келли щёлкнуло. Она устала бояться. Она решилась на разрыв. В разговорах с психотерапевтом она всё чаще упоминала страх перед Джеймсом. Недавно их ссора переросла в «толкотню» — так она называла моменты, когда словесные перепалки превращались в физические. Дочери подтверждали: ссоры в доме были как фоновая музыка — постоянные, неизбежные. Иногда они заканчивались синяками. А слова Джеймса становились всё мрачнее. Он угрожал одной из дочерей, что Келли якобы изменяет ему, и в случае развода он заберёт всё — дом, грузовик, их жизнь.

Разрыв, который не принёс покоя

В апреле 2013 года 42-летние Келли и Джеймс разъехались. Келли осталась в их семейном доме на Хэппи Акрис Роуд, 124 в Чарльзтауне, вместе с младшей дочерью Сиерой. Джеймс перебрался к своему отчиму в Сакстонс Ривер, штат Вермонт, в 20 минутах езды. Но разлука не поставила точку в их истории. Джеймс то и дело появлялся в доме — то оставить собаку, то починить что-то по хозяйству. Келли старалась избегать встреч. Она оставляла записки, аккуратно выводя слова, словно надеялась, что бумага смягчит его гнев. Ей казалось, что так безопаснее.

26 июня 2013 года, в обычную среду, Келли оставила очередную записку. Она лежала на кухонном столе, написанная её аккуратным почерком, и в ней чувствовалась отчаянная попытка смягчить неизбежное: «Джим, у меня есть предложение. Я хочу развода, и вот что я предлагаю, чтобы нам не пришлось судиться. Так мы просто подпишем бумаги. Всё останется здесь, ты сможешь приезжать и пользоваться своими вещами. Собака всегда может приходить и уходить. Я всё ещё тебя люблю и всегда буду. Я скучаю по тебе, но больше не могу жить с твоим пьянством и травкой. Твой гнев — это слишком для меня. Я всё ещё хочу, чтобы ты был в моей жизни, если ты этого захочешь».

К записке Келли приложила план раздела имущества. Она предлагала Джеймсу забрать его Jetta, Jeep, мотоцикл, бильярдный стол, инструменты, половину посуды и полотенец, а также участок на Акворт Роуд, где они когда-то жили вместе. Джеймс забрал записку и спрятал её в сейф у своего отца, словно она была уликой, которую нужно скрыть. Но позже, как выяснится, он достал записку из сейфа и возил её с собой.

В том же июне он встретился с другом. Его глаза горели злобой, голос дрожал. «Келли выгнала меня из дома», — бросил он. А потом, почти шёпотом, добавил: «Я хочу её убить». Эти слова повисли в воздухе, как зловещий туман, предвещающий бурю.

Джеймс Робардж

Четверг, 27 июня 2013 года, обещал стать для Келли Робардж днём, который перевернёт её жизнь. Накануне она оставила мужу записку — аккуратно выведенные слова, где она предлагала развод, надеясь, что бумага смягчит удар. Но в её сердце билась тревога. Собрав всё своё мужество, Келли отправилась к психотерапевту. В уютном кабинете, где запах лаванды смешивался с тишиной, она призналась: сегодня она подаст документы на развод. После 24 лет брака, пропитанных ссорами, страхом и болью, она была готова вырваться из клетки. Из кабинета она поехала в окружной суд в Клермонте. В 10:44 утра её подпись легла на бумаги, официально разрывая узы, которые так долго её душили. В суде Келли отправила электронное письмо друзьям, Лори Лэрд и Ричарду Лусиусу. «Я сделала это», — написала она. В её словах сквозило облегчение, но между строк читалась тревога, словно тень, крадущаяся следом.

К 11 утра Келли вернулась в свой дом в Чарльзтауне. Там был Джеймс. Её пальцы замерли над телефоном, когда она отправила сообщение Лори: «Он здесь». Лори, чувствуя неладное, спросила, знает ли Джеймс о разводе. «Пока нет. Собираюсь ему сказать», — ответила Келли. Это были последние слова, которые Лори получила от подруги. Воздух в доме сгустился, как перед грозой, когда молнии уже зреют на горизонте.

Крики за стенами

Около 13:30 сосед Келли вышел на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но тишину разорвали крики. Громкие, яростные, доносящиеся из дома Робарджей. Мужской голос перекрывал женский, словно буря, заглушающая мольбы о пощаде. Ссора длилась добрых десять минут, пока сосед стоял, замерев, не решаясь вмешаться. Что-то подсказывало ему: это не просто семейная перепалка. Это было нечто большее, темное, как туча, готовая разразиться громом.

В 14:40 Джеймс отправил сообщение своей дочери Сиере. «Ты не знаешь, где твоя мать?» — спросил он, будто ничего не произошло. Через час Сиера подъехала к дому матери. На крыльце стоял отец — в джинсовых шортах и кроссовках, без рубашки. Рядом плакал её маленький сын, внук Келли, которого та обожала нянчить. Мальчик был расстроен, а Джеймс выглядел пугающе спокойным, словно человек, который только что пережил бурю и теперь притворяется, что всё в порядке. Машина Келли стояла во дворе, её сумочка и ключи лежали на месте, но телефон исчез. Сиера знала: мать никогда бы не оставила внука одного. Джеймс пробормотал, что поедет искать Келли, и уехал на своей машине. Сиера начала обзванивать друзей и родных, её сердце колотилось от дурного предчувствия. К 16:34 один из них набрал номер полиции: Келли пропала.

Следы хаоса

Сиера обошла дом, и каждый шаг отзывался в груди холодом. Перила лестницы, ещё утром целые, были сломаны. Светильник разбит вдребезги. На входной двери — следы ударов, словно кто-то пытался её выломать. Но хуже всего было в ванной. Унитаз был залит кровью — алой, свежей, как предупреждение. Когда в дом приехала Габриэль, старшая сестра Сиеры, её ударил в нос резкий запах чистящих средств. Он висел в воздухе, как попытка скрыть правду. Что-то было очень, очень не так.

К 17:50 в доме появились полицейские. В это же время Джеймс позвонил одной из дочерей. Его голос звучал натянуто, как струна, готовая лопнуть. Он сказал, что его машина сломалась неподалёку от Юнити, в 20 минутах езды от дома Келли. Но в его тоне было что-то, что заставляло волосы вставать дыбом.

Человек без рубашки

Офицер полиции Клермонта Эрик Фостерлинг получил ориентировку: найти Джеймса Робарджа и его чёрную Jetta. Вскоре он заметил мужчину, идущего по Второй Нью-Гэмпширской магистрали. Без рубашки, с красными глазами и запахом пива. Это был Джеймс. Вместе с напарником Эрик остановил его. Джеймс выглядел так, будто пытался держать себя в руках, но его выдавали детали. На шее — две-три параллельные ссадины, словно кто-то царапался, отчаянно защищаясь. На груди — длинная царапина, на боку — ещё пара. Руки покраснели, будто от свежих ран. На правой стороне кроссовки и на шортах алели пятна крови — яркой, ещё не засохшей. «Почему без рубашки?» — спросили полицейские. «Не надевал её сегодня», — отрезал Джеймс.

Полицейские нашли его Jetta неподалёку. Сиденье водителя было мокрым, словно его только что залили водой. На заднем сиденье валялась зелёная футболка — насквозь промокшая. Рядом лежали два полотенца, скомканные, с пятнами крови. Между ними — оранжевый пластиковый шнур, завязанный в узлы, тоже в крови. От машины разило горелым моторным маслом, как будто кто-то в спешке пытался замести следы. Это была не машина — это была сцена преступления, замаскированная наспех.

Допрос и побег и странное поведение

В полицейском участке Клермонта Джеймс сидел в комнате для допросов. Он ёрзал на стуле, теребил пальцы, избегал смотреть в глаза. Его правая рука притягивала взгляды: костяшки были красными, опухшими, будто он только что кого-то бил. Когда он попросился в уборную, один из офицеров услышал странные звуки — словно Джеймс отчаянно пытался что-то отмыть. Вернувшись, он выглядел так же, но кровь на внутренней стороне его кроссовки исчезла. Правда, следователь заметил: на задней части обеих кроссовок она всё ещё была.

На допросе Джеймс говорил сбивчиво. Последний раз он видел Келли накануне, 26 июня, около 17:30, когда приезжал в их дом в Чарльзтауне, чтобы установить новую дверь. Он клялся, что не знает, куда пропала жена. По его словам, в тот день, когда Келли подала на развод, он приехал домой и нашёл их внука одного, а двух из их пяти немецких овчарок — дерущимися. Царапины на теле? «Собаки», — буркнул он, но его слова звучали как плохой сценарий. Слишком шатко, слишком удобно.

Джеймс утверждал, что не ожидал развода. Да, месяц назад Келли упомянула, что хочет развестись, но он, по его словам, не получил никаких бумаг. Его голос дрожал — не от горя, а от злобы, которая просачивалась сквозь каждое слово.

Когда полицейские сказали, что он не может уйти, Джеймс не стал спорить. Он просто сбежал. Пробежал 400 метров, загнав себя в угол между зданиями, как загнанный зверь. Офицер догнал его и вернул в участок. 28 июня Джеймса отпустили, пока следствие продолжалось, а полиция готовила ордера на обыск.

Четыре дня спустя после исчезновения Келли, 2 июля 2013 года, Джеймс Робардж сделал звонок, от которого кровь стыла в жилах. Он набрал номер Rockingham Medical Group, его голос дрожал, как осенний лист на ветру. «Мне нужен специалист по психическому здоровью», — выпалил он, признаваясь сотруднику, что может сорваться, навредить себе или другим. А потом добавил фразу, которая заставила всех замереть: он замешан в деле о пропаже человека. Эти слова были как сигнал тревоги, и сотрудники клиники тут же сообщили о звонке властям. Полицейские из Беллоуз Фоллс и офиса шерифа Вермонта уже знали, кого искать. Они заметили Джеймса за рулём на трассе 121, мчавшегося в сторону Беллоуз Фоллс. Он остановился на мгновение, но затем вдавил педаль газа, разогнавшись до 80 км/ч в зоне, где разрешено только 40. На парковке клиники срочной помощи он едва не сбил женщину с детьми — те еле успели отскочить в сторону, их крики смешались с визгом шин.

Джеймс ворвался в здание, но далеко не ушёл. Полицейские повалили его на пол и защёлкнули наручники. Он был за рулём машины своего отчима, и тот дал согласие на обыск. В солнцезащитном козырьке лежало письмо — то самое, что Келли оставила 26 июня, с её аккуратным почерком, где она предлагала развод. Теперь полиция знала: Джеймс лгал, утверждая, что не видел эту записку. Его игра в невиновность трещала по швам.

Его обвинили в бегстве от правосудия и отправили в Южный исправительный центр в Спрингфилде, штат Вермонт. Там, в холодной комнате для допросов, Джеймс наконец признал: да, он получил записку Келли от 26 июня, где она говорила о разводе. Ранее он клялся, что ничего не знал. Его слова звучали как отчаянная попытка удержать ложь, которая уже ускользала, как песок сквозь пальцы.

Мрачная находка

Прошло девять дней с того момента, как Келли исчезла. 6 июля 2013 года лес на Бриттон Роуд в Юнити, штат Нью-Гэмпшир, раскрыл свою страшную тайну. В густой чаще, где ветви сплелись, как пальцы, нашли тело. Оно было изуродовано — разложившееся, обглоданное животными, без головы и кистей рук. Жуткая находка лежала примерно в 3 километрах от того места, где сломалась машина Джеймса. Позже голову обнаружили неподалёку, в зарослях. Тропа, ведущая к телу, тянулась прямо к тому месту, где стояла его чёрная Jetta. Это было слишком близко, чтобы быть совпадением. Келли опознали по зубным записям и татуировке — нежной колибри с цветами, которую она так любила.

Анализ ДНК был беспощаден: кровь на шортах, носке и кроссовках Джеймса принадлежала Келли. Эксперт по пятнам крови нарисовал мрачную картину: Джеймс был рядом, когда Келли истекала кровью от ударов. Её могли бить кулаком, локтем, ногой. Кровь Келли нашли и в доме — на входной двери, где пятна намекали на как минимум три удара, и в ванной, где, несмотря на недавнюю уборку, алые следы всё ещё кричали о случившемся. Во дворе виднелись следы волочения, как будто кто-то тащил тяжёлую ношу, не желая оставлять её на виду.

В 11 метрах от машины Джеймса лежал коврик из багажника его Jetta, пропитанный кровью Келли. Рядом — зелёное одеяло, светлое полотенце и провод, все в пятнах её крови. Лаборатория подтвердила: провод был из багажника Джеймса. Сама машина выглядела так, будто пережила катастрофу: масла не осталось, масляный поддон разбит вдребезги. У тела Келли нашли тёмные масляные пятна, тянувшиеся от камня рядом с выбоиной. Там же валялись металлические осколки от поддона Jetta. Всё это было как пазл, складывающийся в одну жуткую картину.

Обвинения и тень неизвестности

С этими уликами полиция не медлила. Джеймса обвинили в убийстве первой и второй степени. Первое обвинение утверждало, что он умышленно нанёс Келли смертельные травмы. Второе — что он действовал безрассудно, с ледяным равнодушием к её жизни. Его оставили под стражей, ожидая суда, в камере, где тишина была громче любых слов.

Тело Келли было в таком состоянии, что медики не смогли точно сказать, как она умерла. Разложение стёрло многие следы, но одно было ясно: это убийство. Аутопсия не нашла серьёзных травм черепа или лицевых костей, но неизвестный способ, которым Келли лишили жизни, лишь усиливал мрак этой истории.

Суд

14 января 2015 года в Высшем суде округа Салливан в Ньюпорте, штат Нью-Гэмпшир, маленький городок затаил дыхание. Здесь начался процесс, который всколыхнул тихие улочки Чарльзтауна. Джеймс Робардж стоял перед судьёй, его красные глаза избегали присяжных, будто боялись выдать правду. Он упорно твердил: «Я невиновен». Но улики, словно тени, следовали за ним по пятам. Чтобы присяжные могли увидеть всё своими глазами, суд организовал выезд: сначала в дом Келли и Джеймса в Чарльзтауне, где когда-то кипела их бурная семейная жизнь, а затем на заброшенную лесную тропу в Юнити, где нашли изуродованное тело Келли.

Джеймс Робардж в суде

Первой на трибуну поднялась Сиера Робардж, 21-летняя младшая дочь пары. Её голос дрожал, как тонкая ветка на ветру, когда она начала рассказывать. Утром 27 июня 2013 года, перед тем как уйти на смену в Walmart в 6 утра, она видела мать спящей в спальне. Келли лежала тихо, и Сиера не стала её будить — слишком рано. Но днём её телефон начал пиликать от сообщений отца. В одном он спрашивал, во сколько она заканчивает работу, в другом — где её мать. Вернувшись домой, Сиера замерла: мамы не было. Машина Келли стояла во дворе, сумочка и ключи лежали на месте, но дом кричал о беде. Выключатель у входной двери был сломан, кусок перил на лестнице исчез, а вода в унитазе была алой от крови. Эти следы наводили на мысль о яростной борьбе, которая разыгралась здесь. Сиера узнала зелёное одеяло, найденное рядом с машиной отца, — мама всегда держала его на спинке дивана. Голос девушки дрогнул, когда она призналась: родители часто ставили её между двух огней, втягивая в свои ссоры. Иногда эти ссоры заканчивались толчками и потасовками, и Сиера ненавидела быть их свидетелем.

Старшая дочь, 25-летняя Габриэль Робардж Пеллерин, добавила свою часть мрачной картины. Она рассказала, как мать не раз грозилась разводом во время яростных споров с отцом. Габриэль не верила, что мама решится — слишком долго она терпела. Но в 2012 году она своими глазами видела, как отец толкнул Келли в стену во время очередной ссоры. Габриэль тогда закричала, чтобы он убирался. Она не скрывала: иногда мать сама начинала стычки, но это не меняло сути — их дом был полем боя. С матерью Габриэль была близка, с отцом — нет. Но его слова, которые она слышала слишком часто, врезались в память, как нож: «Если Келли не будет со мной, она не достанется никому». Эти слова звучали как зловещее пророчество.

Фрэнсис Аптегроув, ассистент психотерапевта Келли, вышла к трибуне, чтобы рассказать о душевных ранах своей пациентки. Келли приходила к ней не раз, её голос был полон боли. Она говорила о тревоге и депрессии, которые, как цепи, сковывали её из-за брака с Джеймсом. Она не скрывала: их отношения были пропитаны насилием. 27 июня 2013 года, в последний день, когда Келли видели живой, она сидела в кабинете Фрэнсис. Её глаза горели решимостью, несмотря на одиночество и страх. Келли призналась, что чувствует себя потерянной, но твёрдо заявила: она подаст на развод. Фрэнсис запомнила её взгляд — ясный, полный надежды на новую жизнь. После приёма Келли направилась в суд, чтобы сделать этот шаг.

В тот же день камеры видеонаблюдения в суде Клермонта запечатлели Келли. Она подавала документы на развод, а рядом стоял её 18-месячный внук, слегка держась за её ногу. Сотрудник суда заметил: Келли выглядела спокойной, но в её движениях была торопливость, будто она хотела поскорее оставить прошлое позади.

Леон Морин, житель Юнити, добавил в дело жуткую деталь. 27 июня, возвращаясь с работы около 18:00, он заметил тёмную Jetta, припаркованную у съезда на лесную дорогу. Какой-то мужчина в латексных перчатках копался у фары с пассажирской стороны. Леон не придал этому значения — мало ли, кто чинит машину. Но 29 июня, как будто предчувствуя что-то, он сообщил об этом в полицию. А 2 июля, увидев по местному телевидению кадры, как Джеймс заходит в суд Вермонта, Леон замер: это был тот самый человек. Его сердце заколотилось — случайная встреча обернулась важной уликой.

Присяжным показали следы крови — молчаливых свидетелей трагедии. Брызги алели у входной двери дома Келли, вокруг машины Джеймса. Прокурор Диана Фентон говорила с жаром, её голос дрожал от гнева: Джеймс в приступе ярости забил жену до смерти, а затем выбросил её тело в лесу, «словно мусор». Улики были как куски мозаики, складывающиеся в страшную картину: данные от мобильного оператора, одежда Джеймса, испачканная кровью Келли, показания эксперта. Медицинский эксперт указал на царапину на левом указательном пальце Джеймса — такую, какая могла остаться, если Келли отчаянно пыталась оторвать его руки от своего горла, борясь за жизнь.

Лори Лэрд, близкая подруга Келли, едва сдерживала слёзы, стоя перед присяжными. Она вспоминала последние сообщения от подруги, полученные 27 июня 2013 года. «Он здесь», — написала Келли, имея в виду Джеймса. А затем: «Собираюсь ему сказать». Она хотела сообщить ему о поданных документах на развод. Эти слова были последними, что Лори получила от Келли. Они повисли в воздухе, как эхо перед бурей. Джеймс же твердил следователям, что в тот день Келли не было дома, когда он туда приехал. Но его слова рассыпались, как карточный домик, под тяжестью фактов.

Когда Джеймс Робардж поднялся на свидетельскую трибуну, его лицо было словно высечено из камня. Два дня он говорил, не выдав ни капли эмоций, будто сердце его застыло. Он смотрел на присяжных, но его глаза скользили мимо, избегая их взглядов. «Я не убивал Келли», — повторял он, как заклинание. Но вопросы сыпались, как град, и каждый бил в цель. Как осколки масляного поддона его Jetta оказались на заброшенной лесной дороге в Юнити, где нашли изуродованное тело Келли? Джеймс лишь пожимал плечами: «Понятия не имею». Его слова звучали пусто, как эхо в заброшенном доме. Он рассказывал, что приехал домой до 15:00 и нашёл своего 18-месячного внука плачущим на диване в гостиной. Две немецкие овчарки грызлись друг с другом, а Келли исчезла, будто растворилась в воздухе. Но данные мобильного оператора говорили иное: с 11:04 до 16:00 Джеймс был в доме. В 11:19 Келли отправила подруге Лори сообщение: «Он здесь». Джеймс отрицал это. На трибуне он признался: развод стал для него ударом. Дом, семья, жизнь — он не хотел терять ничего.

Царапины на его шее, груди, руках — следы борьбы? Джеймс отмахнулся: «Это собаки». Он утверждал, что пытался разнять двух из их пяти немецких овчарок, когда те сцепились. Но старший помощник прокурора Сьюзан Морелл не дала ему уйти от ответа. Её голос был твёрд, как сталь: «Эти собаки преданы хозяевам. Чужака бы они разорвали. Если в доме была борьба, виновник — кто-то из своих». Зал затаил дыхание. Слова Морелл повисли в воздухе, как обвинение, от которого не скрыться.

Адвокаты Джеймса бились за него, как за самих себя. «Джеймс Робардж — невиновный человек, он не убивал Келли», — заявляли они, их голоса звенели уверенностью. «Догадки — не доказательства. Они не устраняют сомнений». Они указывали на пробелы в деле, пытались посеять сомнения в умах присяжных. Но улики были как камни, падающие на весы правосудия: кровь Келли на одежде Джеймса, следы в доме, коврик из багажника, пропитанный её кровью. Эти улики кричали громче любых слов защиты.

Присяжные уединились для совещания. Двенадцать долгих часов, растянувшихся на три дня, они взвешивали каждую деталь. Наконец, вердикт прозвучал, как удар молота: Джеймс Робардж виновен в убийстве второй степени. Его приговорили к тюремному сроку от 30 лет до пожизненного. В зале суда воцарилась тишина, тяжёлая, как туман. Сиера и Габриэль, дочери пары, стояли со слезами на глазах. Их голоса дрожали, когда они говорили о своей боли. «Мы потеряли маму, — шептала Сиера, — а из-за поступка отца потеряли и его». Габриэль добавила: «Это двойная утрата». Их слова резали, как нож, оставляя в сердцах всех, кто их слышал, глубокую рану.

Джеймс не сдался. Он подал апелляцию, цепляясь за любую возможность вырваться. Он утверждал, что данные мобильного оператора, показывающие, где он и Келли были в день убийства, не должны были использовать в суде. Он возражал против того, что присяжным показали фото его татуировки на торсе — надпись LOVE Kills Slowly («Любовь убивает медленно»), которая, казалось, насмехалась над трагедией. Он также протестовал против упоминания его старой угрозы убить Келли за то, что она подстригла волосы слишком коротко — мелочь, которая в контексте дела звучала зловеще. Но в 2017 году суд был непреклонен: апелляцию отклонили, приговор остался в силе.