Огонь в ночи: Кто убил 12-летнюю Линду Пикуриц?

Линда: девочка с улыбкой

Линда Кэрол Пикуриц была младшей, четвёртой по счёту, в семье Пола и Бетти Пикуриц. Её отец, плотник по профессии, и мать, работавшая официанткой, души не чаяли в своих детях. Кроме Линды, в семье росли старшая сестра Дебора и два брата, Пол и Джозеф, которого все звали просто Джои. Жизнь семьи текла в Нью-Йорке — шумном, суетливом, где небоскрёбы закрывали небо, а время ускользало, как песок сквозь пальцы.

Линда Пикуриц

Но в июле 1978 года всё изменилось. Линде тогда было всего 12. Её отец, Пол, вкалывал на CBS Television по 18 часов в сутки, семь дней в неделю, монтируя сцены для телешоу. Мать, Бетти, тоже пропадала на работе. Они устали. Устали от бесконечной гонки, от жизни, где на семью оставались лишь крохи времени. И они решились — бросить всё и уехать туда, где жизнь медленнее, где воздух пахнет морем, а горизонт не заслоняют бетонные джунгли. Флорида стала их новым домом.

Порт-Шарлотт в те годы, в конце 1970-х, был совсем не тем курортным местечком, каким его знают сегодня. Это был скромный городок в 160 километрах к югу от Тампы и в 48 километрах к северо-западу от Форт-Майерса. Семья Пикуриц сняла дом на Абхенри-Сёркл, в уютном районе, где ручьи и каналы вились между домами, словно артерии. Это место было полной противоположностью их нью-йоркской жизни — тишина, природа, покой. Здесь можно было дышать полной грудью.

Линда и её родные быстро освоились. Девочка пошла в местную школу, и, хотя прошло всего пару месяцев, она уже оставила след в сердцах учителей. Шерри Раган, её преподавательница, вспоминала: «Линда была как солнечный лучик. Всегда с улыбкой, всегда готовая поболтать». А учительница физкультуры Салли Болдуин добавляла: «Эта малышка была настоящим бойцом. Лучшая баскетболистка, что я видела. И такая упрямая — во время переклички твердила свою фамилию раз за разом, чтобы я выучила, как её правильно произносить». Линда была не из тех, кто растворяется в толпе. Она была особенной.

Последний день

Октябрь 1978 года начался для семьи Пикуриц с трагедии. Бабушка Линды по отцовской линии, жившая на Лонг-Айленде, перенесла кровоизлияние в мозг. Пол и Бетти, не раздумывая, купили билеты на самолёт и улетели в Нью-Йорк. Линда и её братья остались под присмотром старшей сестры Деборы, которая взяла на себя роль временного главы семьи. Для Линды это не было чем-то необычным — она привыкла к самостоятельности.

12 октября, обычный четверг, начался как всегда. Линда отправилась в Порт-Шарлоттскую среднюю школу. Уроки шли своим чередом: английский, где она пообещала учителю сдать завтрашний тест по орфографии на все сто, обществознание, математика, обед, физкультура, естественные науки и, наконец, домоводство. Ничего не предвещало беды. Она была такой же, как всегда — живой, энергичной, с искорками в глазах.

После школы Линда вернулась домой, схватила свой любимый десятискоростной велосипед и помчалась по окрестностям. Её видели катающейся по району, на какое-то время к ней присоединилась соседская девочка, восьмилетняя Вонни Нейв. Они болтали, смеялись, гоняли наперегонки. Линда была в своей стихии — ветер в волосах, свобода, жизнь, бьющая ключом.

Около 18:30, перед тем, как поехать домой, Линда собралась в небольшой магазинчик в полутора километрах от дома. Восьмилетняя соседка Вонни Нейв умоляла маму отпустить её с Линдой, но получила твёрдое «нет» — всё-таки завтра в школу, нужно делать домашнее задание. Линда лишь пожала плечами, улыбнулась и покатила одна. Этот путь она знала как свои пять пальцев.

Магазинчик «Лил Дженерал», что притаился на перекрёстке Мидуэй-бульвара и шоссе 41, был для Линды почти вторым домом. Почти каждый вечер, в одно и то же время, она крутила педали, чтобы купить конфет или пачку жвачки. Ей запрещали ездить по оживлённому Мидуэй-бульвару, так что она выбирала более спокойные улочки через жилые кварталы. Это был её ритуал, её маленький кусочек свободы.

Но в тот вечер, 12 октября 1978 года, что-то пошло не так. Часы тикали, а она всё не возвращалась. Её братья и сестра готовили ужин, но Линда не появилась. Тарелка осталась нетронутой. Сначала Дебора, старшая сестра, решила, что Линда просто заигралась. Но время шло, и тревога начала сжимать сердце. Дебора обзвонила всех подруг Линды, знакомых семьи — никого. Тогда она вместе с братьями, Полом и Джои, пошла стучаться в двери соседей. «Вы видели Линду?» — спрашивала она, но ответы были одинаковыми: никто не видел девочку уже давно.

Минуты превращались в часы. К 22:30 Дебора не выдержала и набрала номер офиса шерифа. В 23:22, с дрожью в голосе, она официально заявила о пропаже сестры. Но судьба уже готовила страшный удар. В тот же момент, в четырёх километрах от их дома, в пустынном поле на пересечении улиц Тигард и Толедо-Блейд, пожарные тушили загоревшуюся траву. Они прибыли на вызов в 23:47 и через несколько минут наткнулись на кошмар. Среди углей лежало обугленное тело. Это была Линда.

Никто не знал, подожгли ли её саму или огонь, вспыхнувший в поле, поглотил её тело. Но одно было ясно: это не случайность. Это было убийство. Жестокое, хладнокровное, от которого у всех, кто узнал о нём, волосы вставали дыбом. Линда, двенадцатилетняя девочка с вечной улыбкой, чья жизнь была полна планов и мечтаний, погибла в этом заброшенном поле на окраине городка Мердок, где в 1978 году почти не было ни души.

Ужас в ночи

Шериф округа Шарлотт Алан Лебо не мог сдержать эмоций, когда говорил с журналистами. «Это дело рук какого-то больного выродка», — бросил он, и его слова повисли в воздухе. За десять лет службы он не видел ничего подобного. «Это было зверское, просто зверское убийство. Никто из моих людей раньше не сталкивался с таким. Это дело какого-то очень больного человека».

Пожар уничтожил почти все улики. Когда полиция прибыла на место, поле уже было залито водой пожарными. Лейтенант из офиса шерифа Джим Джонс спустя год вспоминал с горечью: «Огонь пожрал почти всё. А то, что осталось, смыла вода». Но кое-что всё же удалось найти. Вокруг тела виднелись следы волочения — кто-то тащил Линду к этому месту. Полиция предположила, что убийца облил её тело бензином или скипидаром, а может, чем-то ещё, что вспыхивает от малейшей искры. Затем он поджёг её.

Линда была найдена без одежды, но обугленные куски ткани, застёжка-молния и пуговицы на её теле подсказали следователям, что одежду положили поверх тела, чтобы разжечь огонь. Рядом нашли ещё обрывки ткани и даже отпечаток пальца, но, увы, он не совпал ни с одним из пятнадцати подозреваемых, проверенных в последующие месяцы.

На следующее утро, примерно через 12 часов после обнаружения тела, полиция нашла велосипед Линды. Он был спрятан в кустах на углу Брод-Ранч-драйв и Мидуэй-бульвара, всего в трёх километрах от магазина «Лил Дженерал». Скорее всего, его бросил туда убийца. Это место было слишком близко к магазину, чтобы считать это совпадением.

Свидетели подтвердили: Линда доехала до «Лил Дженерал» в тот вечер. Она была там, как обычно, покупала свои конфеты. Последний раз её видели около 19:15, когда подруга заметила, как она вышла из магазина. Следователи предположили, что Линду похитили на обратном пути. Возможно, она нарушила запрет и поехала по Мидуэй-бульвару — самому короткому пути домой. Может, решила, что раз родителей нет, можно рискнуть. Но этот риск стоил ей жизни.

Полиция обошла каждый дом по пути от магазина «Лил Дженерал» до окрестностей, где жила Линда Пикуриц, но никто ничего не видел. Ни звука, ни тени подозрительного. Шериф Алан Лебо, с усталостью в голосе, признался журналистам: «Никто ничего не заметил. Пока у нас почти нет зацепок». Это был тупик, который только усиливал отчаяние.

Линда, по словам её семьи, была не из тех, кто доверяет незнакомцам. Её с малых лет учили: чужим — ни слова, ни шага. Десять лет назад родственницу Линды похитили, но, к счастью, она вернулась невредимой. Эта история глубоко засела в семье Пикуриц, и они вдолбили Линде: держись подальше от чужаков. К тому же, она обожала свой велосипед — гордость, которую она ни за что бы не бросила просто так. Следователи ломали голову: Линда не ушла бы с убийцей по своей воле. Её, скорее всего, схватили силой, затолкали в машину и увезли туда, где её жизнь оборвалась в пламени.

Жестокая правда

Аутопсию проводил доктор Питер Тан, судебный медик округа Шарлотт. Его вердикт был как удар под дых: Она была жива, когда огонь охватил её тело. Сажа в лёгких показала, что девочка дышала дымом, пока пламя пожирало её. Доктор Тан, указывая на обгоревшие лоскуты одежды, найденные на груди Линды, позже свидетельствовал: «Если бы она была в сознании, она бы попыталась сбежать, и одежда не лежала бы так аккуратно на её теле».

Тело Линды было так сильно обожжено, что доктор Тан не смог точно сказать, били ли её или подвергали насилию до смерти. Никаких следов сексуального нападения, внутренних травм или повреждений мозга не нашли, но огонь уничтожил все шансы на точный ответ. «Из-за ожогов доказательств нет. Но исключить это нельзя», — мрачно признал он. Одна из рук Линды была сломана, но медик предположил, что это могло случиться из-за жара. Точного ответа не было.

Позже анализы подтвердили: в крови Линды не было ни наркотиков, ни алкоголя. Её не одурманили, не отравили. Это озадачивало следователей. Как можно сжечь человека заживо, не встретив сопротивления? Почему никто не услышал криков? Ответов не было, только вопросы, которые жгли не хуже огня.

Начальник полиции города Пунта-Горда Дональд Р. Беннет, комментируя дело, был краток: «По жестокости я не могу припомнить ничего подобного».

Тени подозреваемых

В тот же день полиция получила тревожные сигналы: трое детей рассказали родителям, что некий мужчина пытался заманить их в свою машину. Все случаи произошли неподалёку от начальной школы Мидоу-Парк, что на шоссе 41. Родители тут же сообщили в полицию, но дети были слишком малы, чтобы описать незнакомца. Их слова путались, детали ускользали.

Позже одна женщина передала полиции набросок мужчины, которого видела в том районе. Но эскиз был таким расплывчатым, что следователи только развели руками — он мог быть кем угодно. Анонимные источники шепнули местной газете «Ньюс-Пресс», что в вечер убийства у «Лил Дженерал» ошивался подозрительный тип. Он якобы отпускал невнятные, грубые замечания в адрес молодых девушек и женщин.

В следующие недели следователи хватались за любую соломинку. Они даже прибегли к гипнозу, надеясь, что свидетели вспомнят хоть что-то. Без толку. Полиграф, на котором проверяли подозреваемых, тоже не дал результатов. Убийца Линды Пикуриц, казалось, растворился в воздухе, оставив после себя лишь пепел и боль.

После кошмарной находки в поле на улице Тигард тень страха легла на Порт-Шарлотт и окрестнсти. Убийство Линды Пикуриц всколыхнуло городок, и уже на следующий день, 13 октября 1978 года, новая пропажа заставила всех затаить дыхание. Семнадцатилетняя Кристин Гуделла, только недавно переехавшая в соседний городок Пунта-Горда, ушла на прогулку в пятницу вечером и исчезла. Люди шептались: неужели это дело рук одного и того же монстра? Но через неделю Кристин вернулась, живая и невредимая. Она просто сбежала тусоваться с новыми друзьями. Никаких обвинений ей не предъявили, а следствие вздохнуло с облегчением — хоть одна история закончилась без трагедии.

Но дело Линды не двигалось. Прошла неделя, а полиция всё ещё топталась на месте, перебирая зацепки, которые вели в никуда. Лейтенант Уильям Клемент, главный следователь офиса шерифа округа Шарлотт, признался журналистам «Ньюс-Пресс»: «Мы проверяем некоторых людей, которые могут быть подозреваемыми, и определённые машины, возможно, связанные с похищением». Его слова звучали уверенно, но за ними скрывалась растерянность.

Следователи решили копать глубже и обратились за помощью к психологам и даже к молодому отделу поведенческого анализа ФБР. Те помогли составить психологический портрет убийцы. Они считали, что это местный — кто-то, кто знает Порт-Шарлотт как свои пять пальцев. Этот человек не хвастается содеянным, не треплется о своём преступлении за пивом в баре. Он мастерски прячет свои тёмные секреты, запирая их в уголке сознания, где никто не найдёт. Психологи предположили, что в момент убийства он мог быть под кайфом, что помогло ему ещё сильнее отгородиться от реальности. Лейтенант Клемент мрачно заметил: «Обычно убийцы пробалтываются хоть кому-то. Но не в этом случае».

Хотя на теле Линды не нашли следов сексуального насилия, некоторые следователи видели в этом деле «сексуальный подтекст». Огонь, уничтоживший её тело, мог быть для убийцы не просто способом замести следы, а чем-то вроде извращённого ритуала, способом получить удовлетворение. Это была лишь теория, но она заставляла содрогнуться. Лейтенант Клемент добавил: «Маловероятно, что убийца знал Линду или её семью. Они переехали сюда всего пару месяцев назад. За такое короткое время не наживёшь врагов. Линда была обычной девчонкой, все её любили. В школе — никаких проблем, с друзьями — тоже».

В ноябре 1978 года двое следователей отправились в командировку за пределы штата, но о деталях молчали как партизаны. Куда поехали? С кем говорили? Ни слова. Позже шериф Алан ЛеБо признался «Ньюс-Пресс»: «У нас был подозреваемый из другого штата, и какое-то время эта версия казалась горячей. Но теперь она остыла. Он всё ещё в списке, но подозреваемых у нас теперь несколько».

Ложные следы

14 ноября 1978 года полиция сделала громкое заявление: они арестовали 20-летнего Филиппа Ли Дрейка из Порт-Шарлотт. Его обвинили в лжесвидетельстве. Во время допроса по делу Линды он заявил, что в вечер убийства не одалживал никому свой белый «Шевроле» 1972 года. Но полиция узнала, что машина, похожая на его, была замечена недалеко от «Лил Дженерал», где Линду видели в последний раз. Шериф Лебо уточнил: «Он всё-таки давал машину друзьям в тот вечер». Как Дрейк попал в поле зрения следствия, никто не объяснил. Обвинения в лжесвидетельстве с него сняли в январе 1979 года, и дело заглохло.

Через несколько дней после ареста Дрейка полиция объявила в розыск 22-летнего Брайана Патрика Кейна. Его хотели допросить по делу об убийстве. Шериф Лебо намекнул журналистам: «Кейн может знать что-то важное, что приведёт нас прямо к убийце или убийцам». Ни Дрейк, ни Кейн официально не считались подозреваемыми, но их имена гремели в заголовках. Через пару дней Кейн сам явился в участок, ответил на вопросы и ушёл. Обвинений не последовало.

Следствие металось от одной зацепки к другой, но убийца Линды Пикуриц оставался тенью. Он был где-то рядом, возможно, смотрел на весь этот переполох и ухмылялся, зная, что его секрет всё ещё в безопасности. 

К декабрю 1978 года, почти два месяца спустя после убийства Линды Пикуриц, следствие зашло в тупик. Детективы вернулись к началу, снова и снова перебирая факты, надеясь, что что-то упустили. Они чувствовали, как время ускользает, а ответы всё дальше. В 1979 году слухи, просочившиеся из кругов, близких к расследованию, только подлили масла в огонь. Источники шептались, что дело с самого начала пошло наперекосяк. Следователи, мол, потеряли нить, а через месяц с небольшим дело и вовсе «заснуло». Эти обвинения вспыхнули с новой силой в мае 1979 года, когда «Ньюс-Пресс» опубликовала статью, раскрывшую, что детективы ездили в Коннектикут, чтобы встретиться с неким Эдвардом К. Мозером.

Эдвард Мозер был человеком, чья жизнь к осени 1978 года разваливалась на части. Житель Порт-Шарлотт, отец пятерых детей, он пережил крах брака и сбежал в Эллингтон, штат Коннектикут. Там его жизнь окончательно пошла под откос: Мозера госпитализировали в психиатрическую клинику. Вскоре после переезда он попал в поле зрения полиции, когда попытался поджечь себя, облившись горючей жидкостью. План сорвался только потому, что зажигалка сломалась. Рядом, в машине, которую Мозер водил, полиция нашла записку. Капитан полиции Южного Виндзора Билл Райан описал её как слова «человека в отчаянии». В записке, как процитировала «Ньюс-Пресс», было написано: «Может, меня разыскивают во Флориде за что-то ещё. Не знаю. Возможно, я убил кого-то на местной улице машиной одного из моих детей. Не помню точно, но это возможно».

Бывшая жена Мозера рассказала следователям, что её муж часто говорил о самоубийстве, попадал в аварии и мучился ночными кошмарами, в которых сбивал детей. Это был тревожный сигнал, и детективы из округа Шарлотт помчались в Коннектикут, чтобы встретиться с Мозером и его адвокатом. Но их ждало разочарование. Ни Мозер, ни его юрист не вышли на разговор. Друзья, родственники, знакомые, даже местные власти — все отмахнулись от следователей.

Позже в офисе шерифа заявили, что у Мозера было алиби. В ночь убийства, около 23:47, когда пожарные нашли тело Линды, в магазине Мозера в Порт-Шарлотт сработала сигнализация, и он якобы встречался там с полицией. Но это алиби шаткое: поле, где нашли Линду, было всего в нескольких километрах, а пожар начался за полчаса до этого. Тем не менее, этого хватило, чтобы вычеркнуть Мозера из списка подозреваемых. И всё же неспособность следователей даже допросить его бросала тень на их работу.

Портрет убийцы

В июне 1979 года полиция наконец опубликовала фоторобот главного подозреваемого. Белый мужчина, 25–30 лет, с вытянутым лицом, тонкими скулами, пухлыми губами, волнистыми каштановыми волосами, тёмными глазами (скорее всего, карими) и усами. Рост — около 183 сантиметров, вес — примерно 82 килограмма. Его видели разговаривающим с Линдой в вечер убийства, около 19:00, на пересечении Мидуэй-бульвара и Брод-Ранч-драйв. Это было совсем рядом с магазином «Лил Дженерал», недалеко от места, где нашли брошенный велосипед Линды. Их заметили за 15 минут до того, как Линду видели в последний раз.

По словам свидетелей, этот человек ездил на белом седане — возможно, «Форд», «Шевроле» или «Плимут». Когда журналисты спросили, почему фоторобот появился только теперь, лейтенант Джим Джонс, недавно назначенный руководить расследованием, развёл руками. «Дело запутанное», — сказал он. И это было правдой. Все, кто работал над делом, признавали: в первые дни расследование шло хаотично. Зацепки не проверяли, улики терялись, а следователи словно гонялись за собственным хвостом.

Джонс был уверен: подозреваемый всё ещё в округе. «У него, скорее всего, уже были подобные выходки. Может, первый раз, может, второй или третий», — говорил он, имея в виду нападения. Но убийство Линды, по его мнению, стало для преступника первым шагом за грань. Жестокость этого преступления была чем-то новым для тихого Порт-Шарлотт.

Вскоре полиция сделала ещё одно заявление: круг подозреваемых, который из десятков человек сузился до двух-трёх, теперь сократился до одного. Следователи верили, что улики рано или поздно укажут на этого человека. 

К 1980 году дело об убийстве Линды Пикуриц, казалось, окончательно застряло. Следователи передали материалы в прокуратуру, но там их тут же отложили в долгий ящик. Прокуроры, морщась, качали головами: дело слишком шаткое. Государственный прокурор Джозеф Д’Алессандро был прямолинеен, говоря с «Ньюс-Пресс»: «Улик недостаточно, чтобы двигаться дальше. У них есть хороший подозреваемый, но, если честно, доказательств для обвинения просто нет». Эти слова прозвучали как приговор. Надежда на справедливость угасала.

В следующие несколько лет дело Линды пылилось на полке. Детективы приходили и уходили, листали папки, пытались что-то раскопать, но всё оставалось как есть. Тишина. Тупик. Но всё изменилось, когда шериф округа Шарлотт назначил сержанта Кена Бартона работать исключительно над этим делом — самым мрачным нераскрытым преступлением в истории округа. Новый шериф Джон Макдугалл, вступивший в должность временно, встретился с семьёй Пикуриц и поручил Бартону вдохнуть в расследование новую жизнь. Позже, общаясь с «Ньюс-Пресс», Бартон признался: «Дело не было совсем заброшено, но, если есть такая вещь, как дальняя полка, это дело лежало именно там».

Бартон вгрызся в материалы. Месяцы работы, ночи без сна, бесконечные разговоры со свидетелями — и вот, в октябре 1985 года, на седьмую годовщину убийства, он заявил журналистам, что близок к прорыву. «Арест не за горами», — сказал он с уверенностью, от которой у всех перехватило дыхание. Прошёл год, и в марте 1986 года шериф Макдугалл созвал пресс-конференцию. Он гордо объявил, что передал в прокуратуру отчёт на 2000 страниц. «Арест случится скоро», — пообещал он.

Дни тянулись. Недели складывались в месяцы. И вот, наконец, полиция объявила: подозреваемый задержан. Им оказался 35-летний Брэдли Филип Скотт из Уэст-Палм-Бич. Его обвинили в убийстве первой степени и арестовали без сопротивления. Бывший шериф Алан Лебо, чьё имя гремело в этом деле с самого начала, не скрывал облегчения, говоря с репортёрами в день ареста: «Он всегда был нашим подозреваемым номер один. Надеюсь, теперь они его прижали».

Тень прошлого

Брэдли Филип Скотт родился в Новой Шотландии, Канада, но ещё малышом переехал с семьёй в США. Детство в Одессе, штат Флорида, не было лёгким. Отец умер от рака, когда Брэдли был ещё ребёнком, оставив мать воспитывать его и младшего брата Митчелла в одиночку. Она вкалывала на износ, чтобы прокормить семью, а мальчишки, предоставленные сами себе, рано связались с неприятностями. Оба бросили школу, оба ступили на скользкую дорожку. Но если Брэдли в основном промышлял кражами и мелкими делами, связанными с наркотиками, то Митчелл пошёл дальше. Его осудили за серию изнасилований и ограблений, и он получил пожизненное. Брэдли, говорят, ненавидел брата за его жестокость, но тень семейных проблем тянулась за ним, как проклятье.

Брэдли Скотт

Скотт попал в поле зрения полиции вскоре после убийства Линды. Всего через два месяца, в декабре 1978 года, незадолго до Рождества, его арестовали за нападение на другую девушку из Порт-Шарлотт. Тогда 15-летняя девочка, голосовавшая на шоссе 41, села в машину к Брэдли. Они разговорились, она предложила ему косяк. Вместе они уехали в глухую лесистую местность, всего в пяти километрах от того поля, где сгорела Линда. Там они пили, курили, целовались. Но Брэдли захотел большего. Когда девушка отказала, он ударил её по голове. Она утверждала, что он угрожал убить её, но ей удалось отбиться и сбежать. Добравшись до людей, она рассказала всё, и Скотта арестовали.

Это дело, словно эхо, напоминало трагедию Линды. Место, время, жестокость — всё складывалось в пугающую картину. Брэдли Скотт стал тем, на кого полиция возлагала надежды. Но был ли он тем самым монстром, что оборвал жизнь Линды Пикуриц? 

Месяцы спустя после ареста Брэдли Скотта суд признал его виновным в простом нападении на ту самую 15-летнюю автостопщицу. Приговор — год в тюрьме округа Шарлотт. Для Скотта это было не в новинку: он уже бывал за решёткой за вождение в пьяном виде и за приставание к проституткам. Тюрьма была ему знакома, как старый приятель. После освобождения в 1980 году его жизнь покатилась по наклонной. Аресты следовали один за другим — нападения, кражи машин, дела с наркотиками. За всю жизнь его задерживали 36 раз, 25 из них — между 1980 и 1986 годами. Но чаще всего это были мелкие проступки, за которые он отделывался короткими сроками или штрафами.

Однако внимание следователей приковал тот самый год в тюрьме за нападение на девушку в декабре 1978 года, всего через два месяца после убийства Линды Пикуриц. Тогда полиция проверяла всех, кто хоть как-то был связан с преступлениями на сексуальной почве в округе. И вот что интересно: Брэдли Скотт был точь-в-точь похож на фоторобот, опубликованный в 1979 году. Это не могло быть совпадением.

Со временем круг подозреваемых сузился до одного имени — Брэдли Скотт. Других, таких как Филипп Дрейк, Брайан Кейн или Эдвард Мозер, полиция постепенно исключила. Но даже с таким узким фокусом улик против Скотта не хватало. Прокуроры разводили руками: дело не выдержит суда. Так продолжалось, пока сержант Кен Бартон не взялся за дело с новыми силами. Он хвалился, что перевернул расследование, используя методы, которых не было в 1978 году: психологические профили, передовые на тот момент тесты ДНК и пересмотр старых улик. По крайней мере, так он говорил.

А пока следствие копалось в прошлом, Брэдли Скотт вёл тихую жизнь в Уэст-Палм-Бич. К моменту ареста в мае 1986 года он жил с женой Эйприл и двумя детьми. Их младший сын родился буквально за пару дней до того, как полиция надела на Скотта наручники.

Улики под микроскопом

На предварительных слушаниях, где Скотт должен был заявить о своей вине или невиновности, прокуроры начали выкладывать карты на стол. Их дело строилось на том, что они считали неопровержимыми уликами. В «Меркури Монтерей» 1971 года, принадлежавшем Скотту, нашли волос, который, по словам экспертов, совпадал с волосами Линды Пикуриц по всем «классовым характеристикам». Ещё волосы, якобы принадлежащие Скотту, обнаружили на теннисных туфлях Линды, найденных на месте преступления.

Но главным козырем стало ожерелье, найденное рядом с телом Линды. Оно выглядело так, будто его сорвали с шеи. Прокуроры утверждали, что одна из бусин этого ожерелья, в форме морской ракушки, была найдена в машине Скотта — спустя десять месяцев после убийства. Аналитики ФБР подтвердили: эта бусина могла быть частью того самого ожерелья.

К физическим уликам добавились косвенные. Прокуроры заявили, что утром после убийства Скотт расспрашивал двух человек о «девочке, убитой в лесу». И это, по их словам, было за несколько часов до того, как детали дела просочились в прессу. Ещё трое свидетелей видели, как Скотт разговаривал с 12-летней Линдой в вечер убийства, сидя в своём белом «Меркури Монтерей» — машине, которая подходила под описание из фоторобота 1979 года. Другой свидетель утверждал, что видел Скотта с Линдой перед убийством, а некоторые говорили, что они общались и раньше. Это подкрепляло теорию, что Линда могла знать своего убийцу.

Прокуроры добавили ещё один штрих: за три недели до убийства Скотт работал строителем и устанавливал систему полива в доме в районе, где жила Линда.

Хлипкое дело?

Адвокаты Скотта и некоторые критики тут же набросились на обвинение. Дело, по их мнению, было шито белыми нитками. Слишком много косвенных улик, слишком много доверия к показаниям свидетелей, чьи воспоминания за семь лет могли потускнеть. У следователей, работавших над делом в первые годы, тоже были вопросы. Они отмечали в прессе, что дело против Скотта в 1986 году почти не отличалось от того, что было в 1979 году, только теперь улики чуть перетасовали. Тогда прокуроры сочли его слишком слабым для суда. Почему же теперь они решили, что оно сработает?

Бывшие следователи и журналисты опасались: если дело развалится, это может стать концом. Правосудие для Линды будет потеряно навсегда. Главный адвокат Скотта, Леонард Джонсон, пытался добиться снятия обвинений, утверждая, что дело слишком слабое, а время сыграло против его клиента. «Моему подзащитнику нанесён ущерб этими 91 месяцем, — заявил он. — Убийство произошло в 1978 году, но его арестовали только в 1986-м. Улики пропали, ключевые свидетели умерли, память людей потускнела. Он не может полноценно защищаться из-за этого».

Дело балансировало на грани. Улики, свидетели, надежды — всё это могло рассыпаться, как карточный домик, оставив семью Линды Пикуриц с пустыми руками и разбитыми сердцами.

После предварительных слушаний судья отказался снять обвинения с Брэдли Скотта. Ему назначили залог в 100 000 долларов, но позже и его отменили. Большое жюри, опираясь на 2000-страничный отчёт сержанта Кена Бартона, предъявило Скотту обвинение в убийстве первой степени. Тот, как и с самого начала, твёрдо заявил: «Я невиновен».

Суд над Брэдли Скоттом должен был начаться в 1987 году, но всё пошло не по плану. Главный следователь и несколько ключевых фигур пропустили сроки дачи показаний, а потом из окружного суда загадочным образом исчезли напечатанные материалы. Всё это отодвигало процесс. В июле 1987 года Скотт, просидевший за решёткой уже больше года, написал судье письмо. Он умолял не тянуть с процессом. По его словам, прокуроры готовились к этому делу целое десятилетие, но всё равно просили отсрочки, чтобы собрать улики покрепче. Скотт подозревал, что его нарочно держат в подвешенном состоянии, давя, чтобы он согласился на сделку с правосудием. Он настаивал: это нарушает его право на скорый суд, гарантированное конституцией.

Но судья остался глух к этим доводам. Процесс отложили до января 1988 года — почти десять лет с момента убийства Линды Пикуриц и почти два года после ареста Скотта. Причина? Судья опасался, что в праздничный сезон свидетели не явятся в суд. Ещё один удар: той осенью общественный защитник округа Шарлотт, представлявший Скотта, ушёл в отставку. Все ждали новой задержки, но адвоката заменили частным юристом, и дату суда наконец утвердили — 5 января 1988 года. Если Скотта признают виновным, ему грозит либо пожизненное, либо электрический стул.

Обвинение строило дело на тех же уликах, что представило на предварительных слушаниях. Волосы, найденные в машине Скотта, «Меркури Монтерей» 1971 года, якобы совпадали с волосами Линды по «характеристикам». На теннисных туфлях Линды, подобранных на месте преступления, нашли другие волосы, которые, как утверждали прокуроры, принадлежали Скотту. А ещё была та бусина в форме морской ракушки, найденная в машине Скотта через десять месяцев после убийства. Прокуроры настаивали: она из ожерелья Линды, и это подтвердили эксперты ФБР.

Но в суде улики начали трещать по швам. Прокуроры не смогли доказать, что волосы из машины — точно Линды. Они лишь твердили про «похожие характеристики», не подкрепляя это фактами. То же с волосами на туфлях — никаких доказательств, что они Скотта. Бусина тоже вызывала вопросы: прошло почти десять месяцев, прежде чем её нашли. Могла ли она действительно быть частью ожерелья?

Прокуроры вызвали свидетелей, в том числе друзей Линды. Те рассказали, что Скотт частенько угощал их пивом и травкой и болтал с ними у того самого магазина «Лил Дженерал», где Линду видели в последний раз. Это рушило образ Линды как невинной девочки, что каталась на велосипеде за жвачкой. Прокуратура утверждала: Линда пила пиво и курила траву с друзьями в этом районе. Это не делало её ни хорошей, ни плохой — многие подростки пробовали такое в юности. Но защита тут же ухватилась за эту деталь. Они заявили: раз Линда тусовалась в таких кругах, она могла искать травку у других дилеров, сесть в чью-то машину и поехать в глушь. Это открывало простор для сомнений.

Прокуроры настаивали: этим «кем-то» был Скотт. Свидетели видели его в районе магазина в вечер убийства за рулём белой машины, похожей на ту, что описали в фотороботе 1979 года. Прокуратура попыталась зайти дальше, рисуя Скотта начинающим серийным убийцей, охотящимся на девушек в Уэст-Палм-Бич. Но судья пресёк это, заявив, что это к делу Линды не относятся.

Когда пришла очередь защиты, адвокаты Скотта нанесли удар. Они заявили присяжным: Скотт не был единственным и даже не главным подозреваемым в деле. В первые годы расследования полиция проверяла других — Эдварда Мозера, того самого, что сбежал в Коннектикут и пытался сжечь себя заживо. Его записка, где он намекал на возможное убийство во Флориде, могла указывать на причастность к делу Линды. Но судья запретил использовать эту записку в суде, сочтя её неуместной.

Зато защита вытащила на свет имена Филиппа Ли Дрейка и Брайана Патрика Кейна. Если помните, в 1979 году полиция искала их обоих. Дрейка даже обвиняли в лжесвидетельстве за ложь следователям. Но почему их исключили из подозреваемых? Полиция так и не дала чёткого ответа. Эти имена повисли в воздухе, сея сомнения в вине Скотта.

Суд над Брэдли Скоттом превратился в лабиринт сомнений, где каждый поворот мог привести к правде или увести ещё дальше в тень. Защита сделала неожиданный ход, вызвав свидетеля Вирджила Шелтона. Тот рассказал историю, от которой кровь стыла в жилах. Шелтон сидел в одной камере с Брайаном Кейном, и тот якобы признался: в день убийства Линды Пикуриц, 12 октября 1978 года, он и Филипп Дрейк были под кайфом. По словам Кейна, Линда оказалась в их машине. Они увезли её в глушь, в лес, где Дрейк, как утверждал Кейн, изнасиловал и убил девочку, а затем поджёг её тело. Шелтон не был случайным рассказчиком — он сотрудничал со следствием с самого начала, и его собственные обвинения сняли в обмен на информацию о Кейне и Дрейке.

Ещё один удар по делу обвинения: в суде выяснилось, что Филипп Дрейк был не просто тенью в этом деле. Свидетели подтвердили — он снабжал Линду и её друзей алкоголем и травкой. Для подростков и молодых ребят в Порт-Шарлотт Дрейк был главным поставщиком таких «развлечений». Это давало Линде вескую причину встретиться с ним или поехать куда-то вместе. Может, она искала очередную порцию, и это заманило её в ловушку?

Защита не пыталась прямо обвинить Дрейка или Кейна. Их цель была проще, но хитрее: посеять сомнения в виновности Скотта. Если есть другие подозреваемые, которых полиция толком не проверила и не исключила, как можно быть уверенными, что Скотт — убийца? Разумное сомнение — вот что спасает от обвинительного вердикта, и защита била именно в эту точку.

Скотт через адвокатов представил и другие доводы в свою пользу. Он утверждал, что в вечер убийства был далеко от Порт-Шарлотт — в торговом центре в Сарасоте, в 80 километрах, с тогдашней девушкой. Они покупали замшевую куртку. Доказать это спустя годы было почти невозможно: чека нет, записи магазина не сохранились. Но Скотт настаивал, что ранние следователи проверили его алиби и исключили его из подозреваемых. Почему же теперь это игнорируют?

Адвокаты раскритиковали и «улики» обвинения. Та самая бусина в форме ракушки, которую прокуроры связывали с ожерельем Линды. Её нашли в машине Скотта только через десять месяцев, когда та уже стояла на стоянке подержанных авто. Кто мог поручиться, что бусина была там всё это время? К тому же, защита указала: мать Скотта годами мастерила украшения из похожих бусин. Может, это её работа, а не улика с места преступления?

Три недели в суде тянулись как вечность. Свидетели, споры, улики — всё смешалось в тугой узел. Наконец, в конце января 1988 года присяжные — шесть мужчин и шесть женщин — ушли совещаться. Двенадцать часов они взвешивали каждое слово, каждый факт. Вердикт был суров: Брэдли Скотт виновен. Через день тот же состав присяжных проголосовал за смертную казнь — 8 против 4. Как писала «Ньюс-Пресс», они решили, что убийство было настолько «омерзительным, злым, жестоким», что заслуживает «высшей меры», как выразились прокуроры.

Спустя неделю, окружной судья Уильям Макайвер, руководивший процессом, поддержал присяжных. Он приговорил Скотта к смерти на электрическом стуле, бросив тяжёлые слова: «Народ и суд решили, что вы не должны пережить свой чудовищный поступок».

Скотт, молчавший весь суд, получил шанс сказать слово на слушании по приговору. Его голос дрожал, но он говорил твёрдо: «Хочу сказать пару слов, если суд позволит. Мне очень жаль семью Линды. Они стали жертвами, как и моя семья. Я не совершал преступления. Меня признали виновным, но я этого не делал».

Приговор вынесен. Брэдли Скотта отправили в камеру смертников, где он должен был ждать дня, когда его поведут на электрический стул. Но Скотт не опустил руки. Через адвокатов он тут же подал апелляцию, готовый дойти до Верховного суда Флориды, если потребуется. В 1988 году, спустя месяцы после приговора, он говорил с журналистами «Ньюс-Пресс»: «Я никого не убивал. Живу только ради семьи, чтобы доказать невиновность и вернуться к жене и детям. Но если апелляцию отклонят, я наложу на себя руки. Им будет лучше без меня. Моей жене и детям тяжело видеть меня здесь».

Он рассказал, что в 1987 году ему предлагали сделку: признай вину, и выйдешь через 25 лет. «Мне всё равно, — говорил он. — Я не хочу, чтобы меня знали как того, кто мог убить ребёнка. Я этого не делал, но мне никто не верит. Жду, когда меня приговорят к смерти».

Пока Скотт боролся за правду, его жена Эйприл не теряла надежды. Она родила их второго ребёнка за два дня до его ареста в 1986 году. Всё это время она растила детей одна, получила степень по криминальной юстиции и каждый месяц ездила шесть часов в тюрьму, чтобы поддержать мужа. Она верила в его невиновность и не сдавалась.

Весной 1991 года в деле Брэдли Скотта грянул гром. Верховный суд Флориды единогласно отменил приговор, вынесенный в округе Шарлотт, и оправдал 40-летнего Скотта по обвинению в убийстве Линды Пикуриц. Это был не просто поворот — это был удар по всей системе, обнаживший её промахи. Судьи в своём решении были беспощадны: «Скотт больше не мог подтвердить своё алиби, которое изначально проверила полиция; он не мог вызвать некоторых свидетелей, потому что они умерли; а улики, которые могли бы ему помочь, были потеряны из-за задержки».

Семеро судей Верховного суда копнули глубже. Алиби Скотта — что в вечер убийства, 12 октября 1978 года, он был в 80 километрах от места преступления, покупал замшевую куртку в торговом центре в Сарасоте с тогдашней девушкой — изначально сочли правдоподобным. Именно поэтому в 1980 году прокуроры посчитали дело слишком слабым. Но в 1986 году, когда следы этого алиби стёрлись, власти решили возобновить дело. Время сыграло против Скотта: он не мог предоставить чек или другие доказательства поездки, а полиция потеряла единственные записи, подтверждавшие, что его алиби проверяли. Судьи не просто раскритиковали это — они заявили, что такая задержка нарушила гражданские права Скотта. Хуже того, она подорвала и без того шаткое дело, построенное на косвенных уликах.

Верховный суд не остановился на этом. Они разнесли в пух и прах работу с уликами. Улики в этом деле, по их словам, были смешаны с другими или просто потеряны из-за небрежности. Это было недопустимо, особенно для дела, где человека приговорили к смерти. Как можно отправить человека на электрический стул, если доказательства хранятся так, будто это старые квитанции?

В своём решении Верховный суд подвёл итог: «Мы считаем, что косвенные улики, представленные обвинением, могли лишь вызвать подозрения, что Скотт совершил убийство. Подозрения не могут быть основой для уголовного приговора. Наш закон требует доказательств вне разумного сомнения и справедливого суда для обвиняемого.

В итоге мы заключаем, что необоснованная задержка в семь лет и семь месяцев в рассмотрении этого дела нарушает пункт о надлежащей правовой процедуре четырнадцатой поправки, и государство не смогло показать, что косвенные улики в этом деле не только подтверждают вину обвиняемого, но и исключают любую разумную гипотезу его невиновности. Таким образом, у нас нет иного выбора, кроме как отменить приговор Брэдли П. Скотта, аннулировать его смертный приговор и передать дело в суд первой инстанции с указанием вынести постановление об оправдании».

Шериф округа Шарлотт Джон Макдугалл не собирался сдаваться. Он умолял генерального прокурора штата обжаловать решение Верховного суда Флориды, а Джозеф Д’Алессандро, прокурор, который вёл дело с самого начала, поклялся дойти до Верховного суда США, если понадобится. Но их планы так и остались словами. В августе 1991 года Брэдли Филип Скотт, проведший годы за решёткой, вышел на свободу. Двери тюрьмы распахнулись, и он стал свободным человеком.

Для семьи Линды Пикуриц жизнь после её убийства превратилась в бесконечный поиск покоя, которого не было. Они переехали в Южную Флориду всего за пару месяцев до трагедии, полные надежд на новое начало, а теперь им пришлось хоронить младшую дочь. Дом на Абхенри-Сёркл, где ещё недавно звенел смех Линды, стал невыносимым напоминанием о потере. Вскоре семья покинула его, а затем и сам Порт-Шарлотт, унося с собой боль и вопросы без ответов.

В октябре 1981 года, в третью годовщину убийства, мать Линды, Бетти, дала интервью «Ньюс-Пресс». Её голос дрожал от отчаяния: «Кто-то там знает правду. Не понимаю, почему они молчат и не дают нам информацию, которая нужна. Как они могут жить с этим, зная, что произошло? Это загадка. Слишком много несостыковок, куча вопросов и ни одного ответа». Её слова были криком души, но отклика не нашли.

Бетти Пикуриц ушла из жизни в 2007 году, так и не узнав, кто убил её дочь. Теперь почти не осталось тех, кто хранит память о Линде — девочке, чья жизнь оборвалась в 12 лет от рук неизвестного убийцы.