Ночь, которая потрясла Америку: Шокирующая правда об убийстве Кэтрин Дженовезе

Внимание! Этот материал содержит описание реальных преступлений, которые могут включать сцены насилия, жестокости и других неприятных тем. Если такие темы вызывают у вас дискомфорт, рекомендуем воздержаться от чтения.

В 1960-е годы американские залы судебных заседаний гудели от громких дел, но одно убийство выделялось на общем фоне, словно тёмная тень, брошенная на всю страну. Не то чтобы оно было самым жутким — в те времена хватало и более жестоких историй, и тех, что могли бы легко затмить его по степени кровавости. Жертвой стала самая обычная девушка, из тех, что каждый день ходят на работу и не имеют ни богатства, ни связей в высших кругах. Её звали Кэтрин Дженовезе (Kitty Genovese) — 28-летняя дочь итало-американских родителей. Но для миллионов, что впервые прочли о ней в газетах Нью-Йорка, она навсегда осталась просто «Китти». То, что случилось с ней в ту роковую весеннюю ночь 1964 года, всколыхнуло не только её близких, но и всё общество. Эта трагедия заставила страну задуматься о себе, как это бывает только после самых страшных катастроф. И даже спустя более 60 лет имя Китти Дженовезе стало символом мрачной изнанки городской жизни — той суровой правды, с которой сталкиваются жители мегаполисов.

Кэтрин

В 1940-е и 1950-е годы семья Дженовезе жила и трудилась в Бруклине, одном из шумных районов Нью-Йорка. Отец Кэтрин, Винсент А. Дженовезе, в 1940-х открыл своё дело — небольшую компанию по поставке пальто и фартуков для местных бизнесов. Называлась компания Bay Ridge Coat and Apron Supply Company. Дела шли неплохо, и к 1954 году Винсент с женой Рэйчел решили перебраться в тихий городок Нью-Кейнен в штате Коннектикут. Решение это созрело вскоре после того, как Рэйчел стала свидетельницей стрельбы прямо у их дома. К тому времени у супругов было пятеро детей, и старшей из них была 19-летняя Кэтрин. Но она, в отличие от остальных, осталась в Нью-Йорке — упрямая, самостоятельная, она решила идти своим путём, пока семья переезжала в пригород.

Кэтрин была яркой девушкой — привлекательная, открытая, с горящими глазами. Она обожала латиноамериканскую музыку и могла часами танцевать, отдаваясь ритму. В 1954 году она окончила школу Prospect Heights в Бруклине, и её интересы не ограничивались танцами — история и политика тоже волновали её ум. «Она могла спорить о чём угодно, всегда знала, о чём говорит», — вспоминал её младший брат Билл Дженовезе. «Кэтрин была настоящей женщиной эпохи Возрождения — ей было любопытно всё на свете», — добавил он.


Кэтрин Дженовезе

К 1963 году она переехала в Квинс. Её новым домом стала скромная квартира на втором этаже коммерческого здания на Остин-стрит, в районе Кью-Гарденс — спокойном уголке, где жилые дома соседствовали с небольшими магазинами. Жила она там не одна, а с подругой Мэри Энн Зиелонко. Позже Кэтрин устроилась менеджером в бар Ev's Eleventh Hour Club — маленькую таверну на Джамейка-авеню и 193-й улице в районе Холлис, что тоже в Квинсе. До работы было километров восемь, и почти каждую ночь она ездила туда на своём красном «Фиате». Смена заканчивалась поздно, порой под утро. Возвращаться домой в темноте ей было не по себе, но что делать? Городская жизнь закалила её, и Кэтрин, как настоящая нью-йоркская девчонка, не пасовала перед трудностями.

«На выходных она приезжала к нам в Нью-Кейнен», — рассказывал её брат Винс. — «Но этого было так мало. Теперь, после всего, что случилось, я жалею, что мы не виделись чаще». Кэтрин всегда была занята — работа, поездки между Коннектикутом и Нью-Йорком, планы на будущее. Она мечтала побывать в Италии и открыть итальянский ресторанчик вместе с отцом в Нью-Кейнене. Родители переживали за неё, ведь Квинс — не самое спокойное место, но смирились: дочка выбрала свою дорогу. При этом она никогда не забывала о семье. «Мне кажется, она обретала покой, когда приезжала к нам на выходные», — говорил Винс. — «Жизнь била в ней ключом. Город был частью её души, но и Нью-Кейнен тоже».

Крик в ночи

Тихая, утопающая в зелени деревьев улица в районе Кью-Гарденс, что в Квинсе, Нью-Йорк, стала последним местом, где Кэтрин Дженовезе сделала свои шаги. Это было раннее утро 13 марта 1964 года. Часы показывали 3:15, когда она, только что закончив смену, припарковала свой красный «Фиат» на стоянке у железной дороги Лонг-Айленда, всего в 6 метрах от двери её дома на Остин-стрит, 82-70. Закрыв машину, она вдруг заметила тёмную фигуру, быстро приближающуюся к ней сквозь ночную мглу. Сердце ёкнуло. Незнакомец явно шёл за ней. «Когда она вышла из машины, то увидела меня и побежала», — позже расскажет он в суде. — «Я бросился за ней, в руке у меня был нож». Кэтрин, наверное, подумала, что успеет добежать до подъезда — он же совсем рядом, несколько секунд, и она в безопасности. Но мужчина оказался проворнее, чем она ожидала. На углу Остин-стрит и Леффертс-бульвара стояла полицейская телефонная будка, соединённая напрямую с 112-м участком. Может, она свернула туда, чтобы позвать на помощь? Увы, времени не хватило. Он догнал её — хрупкую девушку ростом всего 155 сантиметров и весом 48 килограммов — прямо под фонарём у края парковки.

«Я бегал быстрее, чем она, прыгнул ей на спину и ударил ножом несколько раз», — холодно признается он позже полиции.

«О Боже! Он ранил меня!» — закричала Кэтрин. — «Помогите! Пожалуйста, помогите!» В окнах соседних домов зажёгся свет. Айрин Фрост, жившая по адресу Остин-стрит, 82-68, ясно слышала её вопли. «Потом раздался ещё один крик», — расскажет она в суде. — «А затем я увидела, как она упала и лежала, зовя на помощь». На седьмом этаже того же дома Роберт Мозер распахнул окно и посмотрел вниз, на улицу, где разворачивалась эта драма.

«Эй, оставь девушку в покое!» — крикнул он в темноту. Нападавший услышал его голос и тут же отошёл в сторону. Тишина снова окутала улицу. Лишь всхлипы Кэтрин, пытавшейся подняться, нарушали ночной покой. Свет в окнах погас. Она, истекая кровью от нескольких ран, кое-как добралась до стены своего дома и вцепилась в холодный бетон, чтобы не упасть. Шатаясь, она подошла к запертой двери подъезда, из последних сил стараясь не потерять сознание. Но не прошло и пяти минут, как он вернулся. И снова нанёс ей удары.

«Я умираю! Я умираю!» — кричала она в пустоту. Её голос услышали многие в доме. Свет опять зажёгся, окна распахнулись. Жильцы выглядывали наружу, оставаясь в безопасности своих квартир, пытаясь разглядеть, что происходит. А нападавший бросился к белому «Шевроле Корвэйр», припаркованному у края стоянки, и, кажется, уехал. На шестом этаже дома по адресу Остин-стрит, 82-40, Марджори и Сэмюэл Кошкины наблюдали за всем из своего окна. «Я видел, как мужчина поспешил к машине прямо под нами», — позже скажет Сэмюэл. — «Он уехал, но через пять минут вернулся и стал осматриваться». Сэмюэл хотел позвонить в полицию, но Марджори его остановила. «Я не дала ему», — признается она потом журналистам. — «Сказала, что наверняка уже человек тридцать позвонили». Андре Пик, француженка с второго этажа, тоже слышала шум. «Я услышала крик о помощи, трижды», — расскажет она в суде. — «Выглянула и увидела девушку, лежащую на тротуаре, а над ней — мужчину, который её бил».

Около 3:25 утра Кэтрин, истекая кровью, с трудом добралась до задней части своего дома. Она пыталась войти через запасной вход, но дверь оказалась заперта. Опираясь на стену, она медленно продвигалась вдоль неё, пока не дошла до коридора, ведущего на второй этаж дома по адресу Остин-стрит, 82-62. Силы покинули её, и она рухнула на пол в вестибюле. А тем временем он вернулся. «Я пришёл обратно, потому что знал: дело не закончено», — позже скажет он полиции. Спокойно, не торопясь, он прошёлся вдоль ряда дверей, высматривая свою жертву. Первую дверь проверил — пусто. Потом заметил следы крови на полу и пошёл по ним, как по ниточке, пока не нашёл Кэтрин. Она лежала на холодной плитке, едва живая, не в силах даже понять, что происходит, от боли и потери крови. Там, у всех на виду, он сорвал с неё одежду и износиловал беспомощную девушку. После этого вытащил из её кошелька 49 долларов. «Зачем мне выбрасывать деньги?» — бросил он позже в суде с какой-то жуткой уверенностью. Кэтрин тихо стонала у его ног, уже не осознавая, что с ней творится, а он нанёс ей ещё несколько ударов ножом. Последних. Она затихла навсегда.

Этот человек выбрал её случайно, просто так. Закончив, он побежал к своей машине — она всё ещё стояла там, где он её оставил. Всё это длилось не меньше 32 минут. Позже он скажет: «Убийство — это как идея, которая приходит в голову. У вас тоже бывают идеи, но я свою не смог отогнать». Он прыгнул в свой белый седан и рванул прочь. Через несколько кварталов остановился на красный свет. Рядом стояла другая машина, и он заметил, что водитель в ней спит. Убийца вышел, разбудил мужчину и посоветовал ему ехать домой — будто ничего особенного не произошло. А потом, довольный собой, с лишними 49 долларами в кармане, сел обратно в машину и растворился в ночи.

Кэтрин стала его третьей жертвой.

Тридцать семь

Примерно в 3:50 утра Карл Росс, сосед Кэтрин с второго этажа её дома на Остин-стрит, наконец решился позвонить в полицию. Но перед этим он зачем-то набрал друга из соседнего округа Нассо и спросил, что делать. Полицейские примчались через три минуты после вызова и сразу нашли тело Кэтрин в коридоре на первом этаже. Её одежда была разорвана и разбросана вокруг, рядом валялся открытый кошелёк. Водительское удостоверение подтвердило: это Кэтрин Дженовезе. Ей нанесли 17 ударов ножом. Детективы из 112-го участка тут же взялись за дело, начав тщательное расследование. Утро было морозным, зимний ветер пронизывал до костей, делая холод ещё более невыносимым. Полиция обошла весь район и нашла нескольких свидетелей, включая того самого Карла, что поднял тревогу. А когда опросили всех поблизости, выяснилось: как минимум 37 человек слышали или видели хоть что-то из той страшной атаки на Китти Дженовезе. Тридцать семь человек!

Кью-Гарденс — это жилой уголок в самом сердце Квинса, одного из самых густонаселённых районов Америки. Если бы Квинс был отдельным городом, он занял бы пятое место по числу жителей в стране. В 1964 году этот район считался районом для среднего класса. Кью-Гарденс больше походил на уютную деревушку в пригороде, чем на типичный городской квартал. В основном тут жили белые, рабочие семьи — одна из сотен маленьких общин, что составляют огромный Нью-Йорк. Остин-стрит — главная артерия района. Аккуратная, симпатичная улочка с магазинчиками, небольшим парком и оживлённой станцией, откуда поезда за 15 минут довозят до Центрального вокзала Нью-Йорка. Такое место, где сложно представить, что кого-то могут убить, а люди вокруг даже пальцем не пошевелят, чтобы помочь.

«Мы думали, это любовная ссора!» — оправдывался один из жильцов. «Честно говоря, нам было страшно», — признался другой. Одна женщина, не назвавшая имени, сказала: «Я не хотела, чтобы мой муж вмешивался». У всех нашлись свои причины. Кто-то выглянул в окно, но свет из спальни мешал разглядеть улицу. Объяснений было море. Самое равнодушное прозвучало так: «Я просто устал». Но факт оставался фактом: десятки людей наблюдали, как женщину долго и жестоко атаковали, и никто ничего не сделал.

«Если бы нам позвонили, когда он только начал, она могла бы выжить», — сказал тогда журналистам помощник главного инспектора. Заместитель комиссара полиции Нью-Йорка Уолтер Арм добавил: «Люди часто избегают сообщать о преступлениях — это обычное дело». Для многих это стало открытием. Некоторые детективы были в шоке. Другие видели в этом просто знак времени: равнодушие, особенно в больших городах, было повсюду, и Кью-Гарденс не исключение. Одна соседка пыталась оправдаться: «Я хотела позвонить, правда хотела. Но у меня перехватило дыхание, я не могла вымолвить ни слова в трубку».

Сама по себе смерть Кэтрин Дженовезе не была чем-то из ряда вон выходящим и поначалу не привлекла особого внимания. В полицейском отчёте всё уместилось в пять коротких строк: «Карл Росс… услышал крики о помощи у себя дома. Увидел женщину, позже опознанную как Китти Дженовезе, 28 лет, лежащей лицом вниз в коридоре первого этажа. Её доставили в больницу Квинс с множественными ранами, где констатировали смерть. Тело отправили в морг».

В 1964 году в Нью-Йорке случилось сотни убийств, а по всей Америке — 9360. Очередная смерть на улице не считалась сенсацией. «Нью-Йорк Таймс» отвела этому случаю пару абзацев на 12-й странице. Две недели история лежала без движения, почти не замеченная публикой. Всё изменилось 27 марта, когда та же газета опубликовала статью Мартина Гансберга «37 человек видели убийство и не позвонили». Вот тогда дело загудело. Нью-йоркские СМИ ухватились за главную тему — равнодушие. В Кью-Гарденс хлынули камеры и репортёры. Журналисты рылись в каждом углу, выискивая хоть малейшую деталь, даже самую незначительную. История Китти Дженовезе начала обретать очертания.

Расследование

На следующей неделе после убийства тридцать детективов прочесали район Кью-Гарденс и соседний Форест-Хиллз. Они опрашивали всех, кто мог хоть что-то знать. Один молочник вспомнил подозрительного парня и описал его. Другие тоже видели этого человека в округе до той роковой ночи и добавили свои штрихи к портрету. Но настоящий прорыв случился только через шесть дней, 19 марта 1964 года, когда полиция поймала вора, укравшего телевизор из дома. Это был Уинстон Мозли, 29 лет.

На первый взгляд, он не походил на преступника. У Мозли не было судимостей. Женат, двое детей, свой дом в Квинсе. Невысокий, всего 173 сантиметра, худощавый, с тонкими чертами лица и задумчивым взглядом. Работал оператором машин в Маунт-Верноне, что в округе Уэстчестер неподалёку. В его арестовочном листе значилось: «оператор табуляторов Remington Rand» - в 1960-е годы такие машины использовались для обработки данных: они сортировали, подсчитывали и печатали информацию с перфокарт.


Уинстон Мозли (в центре)

Казалось бы, обычный парень, не из тех, кто грабит на улицах или лишает кого-то жизни. Но Мозли быстро сознался. Он рассказал, что убил Кэтрин Дженовезе, а заодно и ещё двоих. Первой была 15-летняя Барбара Кралик — это случилось 20 июля в районе Спрингфилд-Гарденс, Квинс. Второй — 24-летняя Энни Мэй Джонсон из Саут-Озон-Парк, Квинс, 29 февраля. Оба преступления были жестокими, и, похоже, сопровождались насилием. Вот только загвоздка: за убийство Кралик уже сидел другой — 18-летний Элвин «Монстр» Митчелл, местный бандит. Он тоже во всём признался. Но Мозли стоял на своём: все трое — его рук дело.

Про Энни Мэй Джонсон он рассказал, что стрелял в неё несколько раз. «Попал ей в живот. Перезарядил и выстрелил ещё раз туда же», — говорил он полиции. Однако первое вскрытие показало, что она умерла от колотых ран — будто орудием была отвёртка или напильник. После его слов тело выкопали из могилы в Монкс-Корнер, Южная Каролина, и провели повторное исследование. С помощью рентгеновского аппарата, взятого в медицинском колледже Чарльстона, нашли шесть пуль внутри. Четыре удалось извлечь. «Эти пули многое подтверждают в словах Уинстона Мозли», — заявил окружной прокурор Квинса Фрэнк О’Коннор журналистам.

С делом Барбары Кралик было сложнее. Кровь на месте преступления нашли, но в те годы ещё не существовало тестов, чтобы точно сравнить биологические следы. Тем не менее Мозли выдал такие детали, которые совпадали с уликами. Полицейские поверили: это он. Даже его адвокат, назначенный судом, Сидни Г. Спэрроу, не сомневался. После трёхчасовой беседы с клиентом в психиатрическом отделении округа Кингс он сказал репортерам: «Я уверен, все три убийства — его работа. Он знал слишком много, такие вещи может рассказать только убийца».

Но это ещё не всё. Мозли признался, что ночами бродил по улицам, высматривая случайных жертв. Рассказал, как нападал на женщин, грабил их, а порой и насиловал. Десятки краж — включая ту, с телевизором, где его и поймали, — тоже были на его счету. Детективов особенно заинтересовали случаи насилия. Особенно те, что не удавались. Оказалось, живые жертвы его не привлекали. Психиатр из Манхэттенской государственной больницы, доктор Оскар Даймонд, обследовал Мозли перед судом. «Он сказал мне, что не чувствовал никакого удовольствия с живыми женщинами», — позже поделился врач в суде.

Синдром Китти Дженовезе

К середине апреля история Китти Дженовезе захватила умы людей по всей стране. Начался долгий период размышлений и самокопания. Как так вышло, что обычные, цивилизованные люди отвернулись от человека, который отчаянно нуждался в помощи? Чем больше подробностей убийства всплывало, тем яснее становилось: если бы хоть один из 37 свидетелей (в некоторых источниках говорят о 38 свидетелях) сразу позвонил в полицию, увидев первые признаки беды, Кэтрин могла бы выжить. Первые раны, нанесённые ей, не обязательно были смертельными. Своевременная помощь врачей могла бы спасти ей жизнь.

Неужели свидетели были такими бесчувственными? Этот вопрос не давал покоя. Некоторые психологи винили во всём телевизор. На симпозиуме в отеле «Барбизон Плаза» на Манхэттене в начале апреля 1964 года психиатр Ральф С. Банай заявил, что телевидение сыграло свою роль. «Мы недооцениваем, как эти картинки, что мы видим каждый день, портят нам голову», — сказал он. — «Они могут сбивать с толку, как будто ты под гипнозом и не понимаешь, что делать». По его словам, свидетели растерялись, увидев насилие за окном, и просто замерли. «Их заворожила эта драма, действие, но они не были уверены, правда ли это происходит», — объяснил он.

Эти слова хорошо вязались с тем, что некоторые говорили полиции. Они думали, что шум на Остин-стрит — это просто ссора между мужем и женой или парнем и девушкой. Никто всерьёз не верил, что прямо у них на глазах кого-то убивают. «Мы решили, что это любовные разборки», — сказал один из свидетелей позже. Другой сосед подхватил: «Я подумал, что это просто ребята дурачатся!» Кое-кто даже злился на газеты и телек — мол, из-за них район теперь выглядит плохо. «Такое каждый день по всему миру случается», — бросил один местный репортёру. — «А эти статьи только позорят нас!»

На том же симпозиуме выступил доктор Карл Меннингер, известный психиатр и основатель клиники Меннингера в Топике, штат Канзас. «Когда люди равнодушны к преступлениям, это само по себе показывает их скрытую злость», — сказал он слушателям. Они отворачиваются по разным причинам, но чаще всего просто не хотят «ввязываться».

А может, жители больших городов действительно холоднее и равнодушнее, чем те, кто живёт в небольших населенных пунктах? Или то, что психологи назвали «синдромом Китти Дженовезе», говорит о всём обществе, а не только о мегаполисах?

Одна из идей, о которых заговорили, — это «эффект свидетеля». Смысл простой: чем больше людей вокруг, тем меньше шансов, что кто-то один бросится помогать. Время идёт, а никто не зовёт подмогу для того, кто в беде. Ещё одна мысль — «распределение ответственности». Это когда ты чувствуешь себя менее виноватым, если рядом много народу. Чем больше свидетелей, тем меньше каждый думает: «Это моя забота». В итоге, если вокруг толпа, вероятность, что хоть кто-то шевельнётся, падает до нуля.

Получается, те 37 человек не сделали ничего, потому что их было слишком много. Каждый надеялся, что другой что-то предпримет. Учёные, что изучают поведение людей, говорят: у Кэтрин было бы больше шансов выжить, если бы её атаковали на глазах у одного-единственного человека.

Почему?

Почему столько людей просто стояли и смотрели, как невинную девушку убивают прямо у них на глазах? Психологи выдвигали разные теории, чтобы объяснить такое удручающее поведение жителей Кью-Гарденс.

Кто-то считал, что это просто часть городской жизни. Для людей из глубинки или маленьких городков реакция свидетелей убийства Дженовезе стала символом суеты и отчуждённости больших городов вроде Нью-Йорка. Они думали, что в мегаполисе никто не кинется помогать незнакомцу, хотя многие ньюйоркцы с этим бы поспорили. Стэнли Милгрэм, один из главных исследователей в социальной психологии в Америке, написал в журнале The Nation: «Случай в Кью-Гарденс стал поводом для нападок на город. Его изображают бесчувственным, жестоким, равнодушным к нуждам людей и куда хуже маленьких городков по качеству человеческих отношений».

А вот лейтенант Бернард Джейкобс из нью-йоркской полиции, который вёл расследование, вообще не мог понять этих 37 человек. «Они же дома, рядом с телефонами, чего им бояться звонить нам?» — недоумевал он, общаясь с прессой. Вопрос хороший. И ответы на него были тревожные. Полицию тогда сильно ругали. Люди злились, считая копов грубыми, равнодушными и даже опасными для обычных людей. «Вы хоть раз звонили в полицию?» — спрашивал автор одного письма в редакцию. — «Если да, то знаете, что вместо помощи получаешь только хамство от раздражённых лентяев». Ещё жаловались, что дозвониться в участок — целая морока. В 1964 году единого номера 911 не существовало. Надо было набирать номер своего участка, а порой трубку брали совсем не там, где нужно. Случай с Дженовезе стал той самой каплей, после которой систему вызовов в полиции Нью-Йорка пришлось менять.

Психиатр из Нью-Йорка доктор Яго Гальдстон сказал: «Это всё из-за огромного города, в котором мы живём. Тут сложно быть близким с кем-то, и каждый чувствует себя чужим среди других». Другой профессор был резче: «Это убийство показывает, сообщество у нас или джунгли». Смерть Китти Дженовезе скоро стала символом всего, что не так с современным миром, особенно в городах. Равнодушие было повсюду.

С апреля 1964 года нью-йоркские газеты начали печатать статьи о том, как люди стали чёрствыми и холодными. Одна история, вышедшая 8 июня в «Дейли Ньюс», рассказывала о мужчине, который в отчаянии забрался на карниз 10-этажного здания на Бродвее. Пока полиция пыталась его уговорить спуститься, на улице собралась толпа и скандировала: «Прыгай! Прыгай!»

Когда его всё-таки сняли с карниза, люди внизу громко освистали копов.

«Я хотел её убить»

Суд над Уинстоном Мозли начался 8 июня 1964 года. Сначала он заявил, что не виновен, но в последний момент его адвокат Сидни Г. Спэрроу изменил позицию на «невиновен по причине невменяемости». У защиты не было особого выбора: Мозли уже подписал признание, где подробно описал, как всё произошло. Эти детали стали известны публике, и просто отрицать вину выглядело бы нелепо. Но, к досаде адвокатов, государственный психиатр признал Мозли вменяемым.

На суде выступили четверо жителей Кью-Гарденс. Одна из них, мисс Пик, со слезами вспоминала: «Я видела, как бедная девушка лежала на улице. Она медленно поднялась, пошла к парковке. Я услышала два последних крика о помощи, но потом её уже не видела». Другой сосед, Роберт Мозер, рассказал, как кричал на нападавшего: «Я заорал: «Эй, убирайся оттуда! Что ты делаешь?» Он подпрыгнул и рванул прочь, как перепуганный заяц, мигом скрылся».

Но настоящую бурю в переполненном зале вызвал сам Мозли. Утром 11 июня его вызвали в качестве свидетеля — это было решение адвоката, надеявшегося убедить присяжных, что подсудимый невменяем. В аккуратной белой рубашке с короткими рукавами, с ровным, почти безразличным голосом, Мозли отвечал на вопросы спокойно и чётко. Спэрроу спросил о прошлых преступлениях, и Мозли признался, что 20 июля 1963 года убил 15-летнюю Барбару Кралик. Ещё он рассказал, как 29 февраля 1964 года застрелил Энни Мэй Джонсон.

Про Джонсон он сказал, что стрелял в неё несколько раз той ночью 20 февраля. «Я хотел её убить», — заявил он в суде. — «Мне показалось, что она ещё жива, и я выстрелил снова». Перевернув её, он понял, что она мертва. «Тогда я решил над ней надругаться», — добавил он без тени эмоций. Потом затащил тело в дом и поджёг его прямо в гостиной. С Кралик всё было иначе: он хотел напасть на неё, но кто-то в доме его спугнул. «Я смотрел на неё пару секунд. Потом вонзил нож. Она вырвалась, я зажал ей рот рукой и ударил ещё несколько раз», — рассказывал он притихшему залу.

Когда дошло до убийства Дженовезе, Мозли сказал, что 13 марта вышел из дома с одной целью — убить. «Я хотел убить женщину», — признался он суду. — «Когда такая мысль приходила, она не отпускала, что бы я ни думал». Он взял охотничий нож, украденный раньше при краже, и отправился на поиски. Мозли проследил за Кэтрин от её машины на парковке у железной дороги до соседнего здания. «Я дважды ударил её ножом в спину. Она упала», — говорил он. Увидев, как зажёгся свет в доме напротив, он вернулся к машине. «Я понял, что её видно с улицы, и перегнал подальше», — пояснил он.

Крики жильцов сверху его не смутили. «Я подумал, что этот мужик закроет окно и ляжет спать», — сказал он полиции. — «Так и вышло».

Приговор

11 июня защита и обвинение подвели итоги перед присяжными — одиннадцатью мужчинами и одной женщиной. Сидни Г. Спэрроу изо всех сил старался убедить их принять вердикт «невиновен по причине невменяемости». Он расписывал жизнь Уинстона Мозли как историю доктора Джекилла и мистера Хайда. Днём — обычный парень с работой, женой, детьми, ничем не выделяющийся сосед. А ночью — чудовище, одержимое убийствами и тёмными страстями. «Он шизофреник, юридически невменяем», — настаивал адвокат. — «Разве нормальный человек будет продолжать своё дело, когда 10, 20, 30, а то и 50 человек открывают окна, хлопают дверями, кричат на него?» — спрашивал он присяжных.

Но помощник окружного прокурора Фрэнк Каччиаторе был готов дать отпор. «Мозли — пантера, зверь, что рыскал по улицам Квинса в мёртвой тишине ночи», — громко заявил он в зале суда.

Судья Дж. Ирвин Шапиро объяснил присяжным, что значит невменяемость в глазах закона: «Человек отвечает за свои поступки, если только у него нет такого расстройства, что он не отличает добро от зла». Пока шли споры и речи — а это затянулось до вечера 11 июня 1964 года, — Мозли спокойно сидел за столом защиты, не выказывая ни тени волнения.

Обсуждение присяжных началось в 16:00 в здании Верховного суда Квинса, всего в паре минут ходьбы от Остин-стрит, где три месяца назад погибла Кэтрин. К 22:30, меньше чем через семь часов, решение было готово. Мозли признали виновным в убийстве первой степени. Он стоял неподвижно, слушая вердикт. Никаких эмоций.

Когда клерк суда спросил дату рождения, он ответил: «Я родился 2 марта 1935 года, Манхэттен. Окончил школу. Иногда хожу в церковь». После этого его увели. В зале было всего человек десять, когда объявили приговор. Многие думали, что вердикт вынесут только в понедельник, и разошлись по домам на выходные. Семьи Дженовезе там не было. «Никто из нас не ходил на суд, даже мама с папой», — вспоминал Билл Дженовезе. — «Мы старались оградить семью от шумихи, особенно маму. Прятали от неё газеты».

В понедельник, 15 июня 1964 года, Мозли вернули в Верховный суд Квинса для вынесения приговора. На этот раз зал ломился от зрителей и репортёров. Обвинение могло представить любые факты, чтобы показать, насколько отягчающими были действия подсудимого. Четыре женщины рассказали, что Мозли нападал и на них. Одну избил, другую изнасиловал, всех ограбил. Их слова задели присяжных за живое.

«Пожизненное — это не приговор, этот монстр может снова выйти на улицы!» — взывал Фрэнк Каччиаторе. Присяжные ушли думать. Вскоре вернулись с решением.

«Мы, присяжные, рекомендуем смертную казнь», — объявил старшина. Зал взорвался аплодисментами и криками радости. Судья Шапиро стучал молотком, призывая к тишине. «Никогда такого не видел, никогда, особенно в такой момент», — сказал опытный судебный пристав журналистам. Когда шум утих и все сели, судья добавил своё.

«Я не сторонник смертной казни, но глядя на этого монстра», — сказал он, — «я бы сам без колебаний нажал на рубильник!»

Путь Уинстона Мозли

Когда в марте 1964 года Уинстона Мозли арестовали, ему было 28 лет. У него был дом в Квинсе, жена, двое детей и стабильная работа. Никаких судимостей за ним не числилось. Но Кэтрин стала не единственной его жертвой. Позже он признался полиции и в суде, что совершил десятки краж и нападений на женщин. «Я выбирал женщин, потому что с ними проще, они не сопротивлялись», — однажды бросил он.

После приговора Мозли отправили в Департамент исправительных учреждений, а затем в тюрьму Аттика. В 1967 году Апелляционный суд штата Нью-Йорк решил, что на суде должны были учесть данные о его психическом состоянии. Смертный приговор заменили на пожизненное. Но в 1968 году, во время обычной перевозки в больницу в Буффало, он сумел обезоружить охранника и забрать его пистолет. Потом захватил пятерых заложников и совершил насилие над женщиной прямо на глазах у её мужа. ФБР выследило беглеца в квартире на втором этаже в центре Буффало. Агент Нил Уэлч, проявив смелость, проник внутрь. Полчаса они с Мозли держали друг друга на мушке, ведя переговоры. В итоге Мозли сдался.

Его вернули в Аттику, где он стал одним из многих, отбывающих пожизненное. Со временем, как и другие заключённые, осознавшие, что выхода может не быть, Мозли начал философствовать. «Тюрьма — это злое место, которое медленно и незаметно ломает людей», — говорил он позже. Он был там в сентябре 1971 года, когда вспыхнул кровавый бунт, унёсший жизни 10 охранников и 29 заключённых. «Я прошёл через огонь и смерть», — написал он в письме в «Нью-Йорк Таймс». — «Восстание в Аттике в 71-м изменило меня. Я решил встать на правильный путь и искупить свои ошибки».

В 1977 году Мозли отправил длинное письмо в «Таймс», где размышлял о своих преступлениях и жизни за решёткой. О деле Кэтрин Дженовезе он сказал: «Это была трагедия, но она послужила обществу, заставив его помогать тем, кто в беде». Газета, видимо, нашла в его словах что-то глубокое и 11 апреля 1977 года напечатала всё под заголовком «Сегодня я человек, который хочет быть полезным». Статья заняла четыре колонки, с картинками и рассказом Мозли о том, как он стал «другим» и «полезным» человеком. «Тот, кто убил Китти Дженовезе в Квинсе в 1964 году, исчез», — писал он. — «Теперь я другой Уинстон Мозли, готовый делать добро, а не разрушать».

Он понял, что может претендовать на досрочное освобождение, и начал работать над этим. Читал книги в тюремной библиотеке, а за счёт налогоплательщиков записался на курсы в колледже. В конце 1970-х он стал одним из первых заключённых в штате Нью-Йорк, кто получил степень бакалавра социологии в Университете Ниагары. Писал в газеты, добивался рассмотрения на комиссии по УДО.

С 1984 по 1995 год Мозли шесть раз представал перед комиссией по условно-досрочному освобождению. Его выступления были странными, полными эгоизма — он часто выставлял себя жертвой общества. «Для тех, кто снаружи, это разовое дело — час или минута, а для того, кто попался, это навсегда», — сказал он в 1984 году. И добавил: «Люди ведь иногда убивают, когда грабят». На одном из слушаний он заявил, что написал письмо семье Дженовезе, «чтобы извиниться за неудобства». Семья категорически отрицала, что получала что-то подобное, да и не хотела.

В 1995 году, в 60 лет, Мозли решил, что нашёл лазейку. Он подал в федеральный суд, требуя нового процесса, утверждая, что его адвокат Сидни Спэрроу имел конфликт интересов. Спэрроу когда-то защищал Кэтрин Дженовезе по мелкому делу о ставках, и Мозли считал, что тот не мог быть объективным. На этот раз семья Дженовезе пришла. Трое братьев — Винс, Фрэнк и Билл, потерявший обе ноги во Вьетнаме в 1967 году, — и сестра Сьюзан были там. «Слушать всё заново было тяжело», — сказал Билл. — «Но Винсу, который давал показания, было ещё хуже». Спэрроу, которому уже исполнилось 82, тоже явился и назвал Мозли лжецом, «готовым на всё, лишь бы выбраться». 13 ноября 1995 года федеральный судья отклонил просьбу, заявив, что Спэрроу в 1964 году «хорошо и умело защищал Мозли в трудных условиях». Его оставили за решёткой.

Всё закончилось?

Для семей жертв убийств настоящего финала истории не бывает. Лишь временная передышка от боли, что когда-то заполнила их жизнь целиком. 

О тех 37 свидетелях семья говорить не любит. «Это было шоком, ударом. Ужасно. Нашу сестру могли спасти», — говорит Винс. — «Я даже не знаю, кто они такие. И не хотел с ними общаться».

Но равнодушие этих людей, что не шевельнули пальцем в ночь на 13 марта 1964 года, забыть невозможно. За последние несколько десятков лет случай Кэтрин стал частью огромной базы знаний о человеческом поведении. Его изучают, разбирают по косточкам в университетах, пишут о нём в учебниках. И это не умаляет её трагедии. «Её история стала символом упадка городской жизни — жизни, где все слишком напуганы или эгоистичны, чтобы помочь другому, где забыли, что такое быть человеком», — пишет профессор Колумбийского университета Хелен Бенедикт.

Уинстон Мозли умер 28 марта 2016 года в тюрьме города Даннемора, штат Нью-Йорк, отбыв 52 года за решёткой.