Поезда смерти: как обаятельный отравитель отнимал жизни в подмосковных электричках

Полковник

12 ноября 2007 года на станции Павловский Посад на перрон вылетела карета скорой помощи — в электричке «Москва — Петушки» стало плохо пассажиру. Медики вошли в вагон, но опоздали: человек умер прямо у них на глазах, даже не успев прийти в себя. Милиция лениво переписала диагноз с медицинских бумаг: острая сердечная недостаточность из-за духоты и давки.

Только духоты в полупустом вагоне в ноябре быть не могло.

На следующий день имя несчастного оглушило прессу: погибший — полковник Игорь Несоленый, референт министра обороны России. Но даже такой скандал не заставил следствие зашевелиться. Прошел почти год, прежде чем кто-то додумался провести повторную экспертизу. И тогда в тканях мертвого нашли азалептин — препарат, которым лечат тяжелую шизофрению, галлюцинации и маниакальные состояния.

Несоленый ничем подобным не страдал. Но передозировка азалептина, особенно в сочетании с алкоголем, способна убить — тихо, быстро, без шума и крови. Отек мозга, остановка сердца — и человек превращается в безмолвное тело.

Вывод был ясен: полковника отравили. Но кто? И главное — зачем?

На тот момент тела с таким же диагнозом «острая сердечная недостаточность» в Подмосковье находили регулярно. Их вытаскивали из вагонов и канав, собирали по обочинам, прятали в морги. У всех исчезали документы и личные вещи. Никто не искал их слишком усердно: если в течение 14 дней родные не появлялись, тело отправляли в безымянную могилу.

Кто-то, кому повезло, выживал. Но их разум оставался в густом тумане. Они не помнили ни своих имен, ни адресов. Их сознание словно выжигали. Некоторые под действием азалептина еще долго шатались по улицам, как ожившие мертвецы. Один бухгалтер обосновался в заброшенной высотке в Перово и двое суток выл на весь район, пока, наконец, не шагнул под колеса машины.

Милиция смотрела на всё это сквозь пальцы. Нет крови — значит, нет убийства. Каждое тело — просто печальная статистика. Провести токсикологический анализ на азалептин стоило дорого и требовало времени. Зачем, если перед ними просто череда «естественных смертей»?

Камер в поездах тогда еще не было. А свидетели, если и вспоминали что-то, тонули в смутных обрывках — человек, разговор, глоток из бутылки... Потом темнота.

Так всё и тянулось. Смерти шли одна за другой, складываясь в жуткую мозаику, которую никто не хотел собирать. А таинственный отравитель продолжал ездить среди ничего не подозревающих пассажиров, каждый раз выбирая свою новую жертву.

Путь во тьму: от мелкого воришки до хладнокровного отравителя

Алексей Выговский, парень с обаятельной улыбкой и пустыми глазами, превратил вагоны пригородных поездов в свою охотничью территорию. Родившийся в 1986 году во Владивостоке, он был из тех, кого называют «трудными». Родителей любил, но слушаться не собирался. Школа казалась ему клеткой, и он сбегал из дома при первой возможности. В его голове зрела мечта — Москва. Город, где, как он верил, деньги сами прыгнут в карман, а жизнь закрутится, как в кино. В 14 лет он рванул через всю страну, чтобы поймать свою удачу. Без приключений добрался до столицы, устроился в ларек торговать пирожками. Но вскоре его путь пересекся с бандой беспризорников, промышлявших кражами в метро и автобусах. Алексей решил: вот оно, его «по-легкому». Воровство обещало быстрые деньги и свободу.

Алексей Выговский

Но карманником Выговский оказался никудышным. Ловкость рук — не его. В 16 лет его поймали с поличным, и суд отправил его за решетку на год. Отсидев, он вышел с новым планом. Карманные кражи? Слишком сложно. Нужно что-то проще. И гораздо страшнее.

Опаивание — старый как мир способ грабежа. Еще в тавернах Древнего Рима жрицы любви подливали зелья легионерам, оставляя тех без монет. В советском криминальном мире таких «химиков» презирали — считали их занятие женским, чуть ли не позорным. Но в постсоветской России правила изменились. Вместо «клофелина» в ход пошли нейролептики — мощные препараты, которые в лучшем случае вырубали жертву, а в худшем — отправляли ее на тот свет. Азалептин, психотропное средство для лечения шизофрении, стал оружием Выговского. Дешево, эффективно, смертельно.

Его схема была гениально простой. Алексей садился в вагон подмосковной электрички и высматривал жертву. Одинокий мужчина, молодой или средних лет, — идеальный кандидат. Выговский выглядел как свой в доску: ухоженный, с располагающей улыбкой, в чистой одежде. Никто не видел в нем угрозы. Он заводил непринужденный разговор, будто старый знакомый. «Представляешь, у меня сын родился!» — сиял он. Или: «Сегодня мой день рождения, прикинь!» Иногда добавлял: «Завтра женюсь, настроение огонь!» Попутчик расслаблялся, улыбался в ответ. И тут Алексей доставал фляжку — дорогую, обшитую кожей, с тисненым гербом России. «Давай за это выпьем!» — предлагал он, и мало кто отказывался.

Внутри фляжки уже плескался растворенный азалептин. Выговский делал вид, что пьет первым, — хитрость была в жвачке или мятной конфете, которую он катал во рту. В нужный момент он языком прижимал ее к горлышку фляжки, блокируя жидкость. Лжеглоток — и яд оставался нетронутым, зато таблетки на дне взбалтывались, готовые для жертвы. Если попутчик не пил или предпочитал свое, Алексей ждал. Стоило тому выйти в тамбур или отвернуться, как в его бутылку или банку летел порошок нейролептика. Дальше — дело времени. Жертва отключалась, а Выговский хладнокровно обчищал карманы: деньги, телефон, украшения. На ближайшей станции он растворялся в толпе.

Алексей знал: в электричках никто не смотрит по сторонам. Пассажиры уткнулись в книги, окна или свои ботинки. Пьяные, усталые, равнодушные — они не заметят, если сосед «заснул» навсегда. Даже если кто-то и падал в обморок, окружающие думали: перепил или переутомился. До конечной никто не вмешивался.

Свой первый «эпизод» Выговский провернул в 2006 году. Жертва выжила, но лишилась всего. Потом были другие. Некоторые не просыпались. Азалептин не щадил: передозировка в сочетании с алкоголем убивала быстро. Но отравителя никто не искал. Следствие не видело связи между смертями в электричках. Выговский чувствовал себя неуловимым. Он мог бы так и дальше растворяться в вагонах, но в один момент решил тряхнуть стариной и пошел на обычный грабеж. Ошибка. Его поймали, но про отравления никто не знал. Суд дал три года, из которых он отсидел полтора и вышел по УДО.

На свободе Выговский решил играть по-крупному. В лагере он сдружился с двумя подельниками — Шухратом Джураевым и Ильей Трубановым. Вместе они сняли квартиру в городе Дрезна, в Орехово-Зуевском районе, и превратили электрички Курского и Казанского направлений в свой «офис». Теперь они работали командой. Схема осталась той же: улыбка, фляжка, яд. Но с подельниками дело пошло быстрее. Вагоны подмосковных поездов стали для них конвейером смерти и наживы. А пассажиры, не подозревая, садились рядом с человеком, для которого их жизнь стоила меньше, чем бумажник в их кармане.

Всё ради неё?

В полумраке колонии, где гулко хлопают железные двери, Алексей Выговский, сидя перед камерой, говорил о ней с горящими глазами: «Ради такой женщины я готов на всё». Она — Анастасия, яркая, как вспышка, модель и танцовщица go-go, чья красота могла ослепить кого угодно. Они встретились в ночном клубе, где мигают стробоскопы и бьет по ушам музыка. С того момента жизнь Выговского закрутилась вокруг неё. Деньги, которые он выгребал из карманов своих жертв в подмосковных электричках, текли к Анастасии рекой. Золотые украшения, дорогие подарки, шикарная жизнь — всё это он бросал к её ногам. Но была ли это любовь? Или просто игра, в которой каждый обманывал другого?

Анастасия не пряталась от любопытных глаз. Она охотно болтала с журналистами, расписывая, как сладко жила на деньги, что Выговский приносил домой. Она даже пустила одну съемочную группу на своё свидание с «любимым Лёшенькой» в колонию, где они ворковали, словно герои романтической драмы. С её слов, она свято верила, что её парень — честный малый, который зарабатывает на скупке подержанных телефонов. «Он говорил, что это его бизнес», — с улыбкой рассказывала она.

Но время шло, и тон её историй начал меняться. В последующих интервью Анастасия уже не сияла от счастья. Она уверяла, что всегда зарабатывала сама, танцуя и снимаясь в рекламах. Никаких сказочных ухаживаний, никаких щедрых жестов. Выговский, по её словам, оказался не принцем, а обманщиком. «Он покупал себе брендовые шмотки, а я работала», — жаловалась она. Даже машину, о которой она мечтала, они якобы купили пополам. Алексей уговорил её взять кредит, клятвенно обещая всё вернуть. Но обещания растворились, как дым, когда его арестовали.

Даже за решеткой Выговский не терял наглости. Он звонил Анастасии, умоляя нанять дорогого адвоката, который вытащит его из беды. «Он пытался меня уговорить, чтобы я оплатила ему защиту», — вспоминала она, качая головой. Но когда правда о его преступлениях начала складываться в жуткую картину, Анастасия отказалась. Она не дала ни копейки. Любовь, если она вообще была, испарилась, оставив лишь горький привкус обмана. А Выговский, привыкший манипулировать людьми в вагонах электричек, так и не смог обвести вокруг пальца ту, ради которой, как он говорил, был готов на всё.

Камера, поймавшая отравителя

Следствие топталось на месте, пока смерть полковника Игоря Несоленого в 2007 году не заставила сыщиков взяться за дело всерьез. Но даже тогда улик не было. Ни свидетелей, ни зацепок. Выговский оставался невидимкой, растворяясь в толпе. Всё изменили двое выживших и одна камера в банкомате.

Максим Фадеев был обычным парнем из Подмосковья. Каждый день он мотался в Москву на электричках Казанского направления. После работы брал баночку пива, чтобы, по его словам, «приехать домой и сразу вырубиться». В тот день в вагоне к нему подсел молодой парень. Аккуратно одетый, с располагающей улыбкой, он казался своим. Спросил, до какой станции идет поезд, завел непринужденный разговор. Ничего подозрительного, просто дорожная болтовня. Фадеев вышел покурить, оставив сумку и пиво на сиденье. Его попутчик тоже взял сигарету и ушел в тамбур. Максим вернулся, допил пиво и… очнулся в реанимации 57-й московской больницы, окруженный белыми стенами и писком медицинских приборов.

Ему повезло. То ли Выговский ошибся с дозой азалептина, то ли организм Фадеева оказался крепче, чем у других. Максим не только выжил, но и сохранил ясную память. Едва открыв глаза, он рассказал следователям всё: как выглядел попутчик, о чем они говорили, как он ненадолго оставил пиво без присмотра. А еще описал фляжку — дорогую, обшитую кожей, с тисненым гербом России. Эта деталь стала первой ниточкой в деле, которое до того было пустым. Словесный портрет Выговского, пусть и не идеальный, дал сыщикам надежду. Впервые они знали, кого искать. Но поймать отравителя всё еще не получалось.

Милиция бросила все силы на поиски отравителя. Вагоны наводнили оперативники в штатском, притворявшиеся полупьяными работягами, возвращающимися с работы. Проверяли скупки телефонов и ювелирных изделий у станций Казанского и Курского направлений. Банкам, чьи банкоматы стояли на вокзалах и крупных платформах, приказали присылать снимки всех, кто выглядел подозрительно. Большинство идей не сработало. Скупщики упорно молчали, а Выговский, словно хищник с шестым чувством, обходил оперативников стороной. Казалось, он неуловим. Но удача, как это часто бывает, пришла случайно.

В одну из московских больниц доставили 22-летнего Ивана Назарова. Парень был в странном состоянии — словно зомби, но живой. Несмотря на юный возраст, он уже занимал хорошую должность в крупной фирме. В тот день он ехал в электричке, когда к нему подсел всё тот же парень — хорошо одетый, с дружелюбной улыбкой. Завязался разговор. Иван не пил алкоголь, но при себе у него была бутылка минералки. Он ненадолго отвлекся, и этого хватило. Выговский подсыпал азалептин в воду. Но что-то пошло не так. То ли отравитель торопился и насыпал слишком мало, то ли отсутствие алкоголя ослабило действие яда. Назаров выжил. И, что важнее, сохранил память.

Придя в себя, он рассказал оперативникам всё. У него пропали деньги, документы и банковская карта. А пин-код, по глупой привычке тех лет, он хранил в бумажнике. Следователи тут же запросили выписку по карте. Деньги сняли через банкомат на Курском вокзале. Камера банкомата сделала снимок — и на нем был он, Алексей Выговский. Через сутки его фото разослали по всем отделениям милиции на подмосковных направлениях. Охотник стал добычей.

Алексей Выговский сразу после задержания

2 марта 2009 года на платформе Казанского вокзала оперативники заметили парня. Он стоял в стороне, внимательно разглядывая мужчину средних лет, который садился в вагон. Движения его были слишком осторожными, взгляд — цепким. Оперативники достали ориентировку, сверили фото. Никаких сомнений — это он. Выговского взяли тихо, без шума. В кармане у него нашли ту самую фляжку с гербом и флакон с порошком азалептина. Обыск в его квартире в Дрезне принес новые находки: горы чужих документов, украшения, телефоны и тетрадь, где он, словно прилежный бухгалтер, записывал, сколько заработал на каждом ограблении. Через неделю задержали его подельников — Шухрата Джураева и Илью Трубанова.

На допросах Выговский, как опытный зэк, изворачивался. «Я никого не травил, — твердил он. — Азалептин? Это для меня, пью по полтаблетки, чтобы спать». Одному из журналистов он заявил с невинным лицом: «Если бы один человек столько натворил, он бы после первого трупа испугался и сбежал». Но улики были неумолимы. Когда следователи показали ему выписки банковских транзакций с карт его жертв, он сломался. И заговорил. Дело разрослось до 150 томов — одно из самых объемных в истории российской криминалистики. Выговский признался в 28 отравлениях, где пострадали 32 человека. Из них 17 умерли, а большинство выживших остались инвалидами. В 2011 году следствие раскопало еще 45 случаев и 22 новые смерти.

Осенью 2011 года в Раменском городском суде начались слушания. Выговский, сидя в клетке, твердил, что не хотел убивать. «Я не знал, что они умрут», — повторял он, глядя в пол. Родственники жертв не верили ни слову. Мать 30-летнего спортсмена Максима Пахомушкина, погибшего от его яда, несколько раз пыталась прорваться к клетке, чтобы выкрикнуть ему в лицо всё, что накопилось. Зал суда гудел от эмоций, слушания тянулись медленно, изматывающе. Оглашение приговора заняло два дня — судья зачитывал его, пока не охрип. 29 декабря 2011 года 25-летнего Алексея Выговского признали виновным в 15 непредумышленных убийствах и 15 случаях тяжкого вреда здоровью. Приговор — 22 года и 3 месяца строгого режима. В последнем слове он не просил прощения. Не каялся. Лишь жалел, что попался.

Шухрата Джураева судили отдельно. Он получил 15 лет строгого режима. Илья Трубанов до суда не дожил — умер в СИЗО, как говорят, от передозировки наркотиков. А Выговский, человек, превративший электрички в смертельную ловушку, теперь сидел в клетке.

Тень отравителя: новые обвинения

В мае 2023 года СМИ взорвались новостью: в деле, которое казалось закрытым, всплыли 44 новых эпизода. Из них 22 — со смертельным исходом. Человек, отравивший десятки жизней, снова оказался в центре внимания. Как следователям удалось раскопать новые улики? И что заставило Выговского, уже сидящего за решеткой, заговорить?

Западное межрегиональное следственное управление на транспорте СКР взялось за дело с упорством, достойным детективного романа. Они подняли из архивов более 45 старых уголовных дел — пыльные папки, в которых хранились истории отравлений на московских вокзалах и в электричках. Эти дела когда-то были приостановлены: то ли из-за нехватки улик, то ли из-за равнодушия следствия тех лет. Но теперь их решили разобрать заново. Часами следователи листали пожелтевшие страницы, вчитывались в протоколы, сопоставляли детали. Они искали то, что упустили их предшественники.

Работа была кропотливой. Сыщики обошли родственников погибших, поговорили с выжившими жертвами, выслушали свидетелей, которые всё еще помнили те страшные дни. Они восстановили последние часы жизни каждого, кто стал добычей отравителя. Кто-то ехал домой с работы, кто-то спешил на встречу. Кто-то пил пиво, а кто-то — обычную воду. Но всех их объединяло одно: встреча с обаятельным парнем, который предлагал выпить. Следователи изучили более 50 детализаций телефонных соединений, выстраивая цепочку звонков и передвижений. И всё это привело к одному имени — Алексей Выговский.

Выговский уже отбывал свой срок в колонии. За ним числились десятки отравлений, 15 смертей, искалеченные судьбы. Казалось, он сказал всё, что мог. Но следователи приехали к нему с новыми вопросами. Они привезли улики — неопровержимые, собранные по крупицам. Документы, показания, хронологии. Выговский, привыкший юлить и лгать, понял: отпираться бесполезно. Под тяжестью доказательств он заговорил. Да, это был он. Да, всё по той же схеме. Жертвы получали дозу азалептина — мощного нейролептика, который используют для лечения тяжелых психических расстройств. Лекарство, недоступное в обычных аптеках, в его руках становилось ядом. Он подмешивал его в пиво, воду, коньяк. А потом забирал всё, что находил в карманах, и исчезал.

Алексей Выговский во время следственного эксперимента

Его голос, когда он рассказывал об этом, был ровным. Ни тени сожаления. Словно он говорил о чем-то обыденном, вроде похода в магазин. Следователи слушали и записывали. Каждый эпизод, каждая фамилия, каждая украденная жизнь ложились на бумагу, добавляя веса к и без того чудовищному делу.

19 сентября 2023 года Раменский городской суд снова стал ареной для дела Выговского. Зал гудел от напряжения. Родственники жертв, журналисты, адвокаты — все ждали, что скажет судья. Обвинение предъявило 44 новых эпизода, включая 22 смерти. Доказательства были железными: показания свидетелей, результаты экспертиз, признания самого Выговского. Он стоял в клетке, глядя куда-то в сторону, пока зачитывали приговор. Суд признал его виновным по всем пунктам. Новый срок — 22 года и 6 месяцев лишения свободы. Это на 3 месяца больше, чем его предыдущее наказание.

Но срок считали с 2009 года, когда Выговского впервые задержали на платформе Казанского вокзала. Часть наказания он уже отбыл, и теперь, по расчетам обвинителя, он не выйдет на свободу раньше 2031 года. Семь лет за решеткой впереди — и это лишь за то, что удалось доказать. А сколько еще историй остались в тени? Сколько пассажиров, чьи имена не попали в архивы, так и не доехали до своих станций?

Выговский молчал, когда его уводили. Его фляжка с гербом России осталась в прошлом, но память о его жертвах всё еще жива. В электричках, на перронах, в сердцах тех, кто потерял близких, его тень всё еще бродит, напоминая: зло может скрываться за самой дружелюбной улыбкой.